Голос и ничего больше

Мы можем сказать, что в ранних работах Лакана, где тезис «бессознательного, структурированного как язык» берет свое начало в логике означающего – отсуюда же следует концепция субъекта как $, sujet barré, субъекта без качеств с опорой на недостаток (то есть субъекта без опоры). Он обращается к другой логике, «ценности голоса», в рамках означающего как парадокса данной логики. Одним из следствий последнего была полная дихотомия между означающим и объектом, объектом, представляющим неоднородный момент наслаждения «за пределами» языка, непостижимого означающим, хотя и являющегося результатом его внедрения. Действительно, один из его известных девизов гласит: «наслаждение говорящему как таковому воспрещено »[285]. Но с концепцией йазыка (в «Еще» и после) эта внешняя оппозиция, так сказать (хотя она и не была никогда просто внешней), становится внутренним расщеплением языка как такового. Как будто объект, объект голоса и, следовательно, наслаждение было интегрировано в означающее, но интегрировано таким образом, что их расхождения – это то, что движет йазыком. Противоречие означающего и голоса, которое мы изучаем с самого начала, таким образом преобразуется во внутренние расхождения, которые мешают разъединению означающего и голоса, с тем следствием, что мы не можем больше изолировать означающее как основу «это говорит». В «Еще» возникает неожиданный поворот, когда кажется, что «ça parle», «это говорит», смещено или заменено «ça jouit», «это наслаждается», так что наслаждение становится внутренним элементом речи как таковой, оно наводняет речь, при этом не поглощая ее, оно охватывает ее таким образом, что логика различия постоянно пересекается с логикой сходств и отголосков до такой степени, что первая не может быть изолирована как отдельная сфера (символическое). Йазык означает, что в речи есть наслаждение, а не запретный объект за ним, что всякий смысл – это всегда jouis-sens, le sens joui, другая игра слов, элемент наслаждения в процессе образования смысла. Из этого следует, что «бессознательное, структурированное как язык» теперь заменено другим утверждением: «бессознательное структурировано как йазык», что полностью перемещает точку отсчета. Если первая формула требует антиномии означающего против голоса, то вторая берет их на одном уровне, как принадлежащих одной поверхности, поверхности ленты Мёбиуса: продвигаясь по поверхности означающего, мы оказываемся на поверхности голоса (и наоборот), оба находятся на одной поверхности, разделенной своим внутренним кручением. У нас нет необходимости пересекать границу, но из-за этого они еще не становятся одним и тем же, их совпадение заблокировало бы язык, и язык возникает теперь лишь как кручение, которое ведет от одного к другому. Мы увидели, что нет лингвистики голоса, но лишь лингвистика означающего. Но второй ответ Лакана заключается в утверждении, что нет и лингвистики означающего, но скорее что-то, что он называл лингвистерией (linguisterie), чтобы отдать должное непредсказуемой природе йазыка.