Голос и воск. Звучащая художественная речь в России в 1900–1930-е годы. Поэзия, звукозапись, перформанс

Вообще радиофильмы историко-документального плана, как правило, требуют сопоставления хронологически далеких голосов. Сама их сущность – в эффекте своеобразного путешествия во времени. Количество временных пластов может быть различным; в простейшем случае их два: конкретный, определенный период прошлого и настоящее.

Так, в одном из радиофильмов, который был подготовлен автором этих строк совместно с Л. Шиловым, сочетались два ряда порознь существовавших исторических свидетельств: книга О. Берггольц «Говорит Ленинград», посвященная героическому труду работников ленинградского радио в дни блокады, и найденные в архивах удивительные, потрясающие записи, сделанные в осажденном городе. Воспоминания и стихи поэтессы по-новому, изнутри освещали эти записи, раскрывали, чего стоила несокрушимая твердость духа, которой пронизано было каждое слово незабываемых блокадных репортажей511.

В этой же «репортажной» перспективе может быть рассмотрена часто используемая Шиловым метафора «шум времени», перебрасывавшая своего рода мост между собственным реставраторским подходом и слушательским опытом.

«Шумом времени» Шилов называл различные шумы, связанные с техническими дефектами записи, которые сопровождали голос писателя при воспроизведении звукозаписи. Восходящее к Мандельштаму словосочетание было заимствовано Львом Шиловым из стихов Якова Хелемского, посвященных литературным пластинкам Маяковского:

Давнишние записи слабого качества.
Сквозь времени шум и шуршание диска
Внезапно доносится голос раскатистый,
Звучащий до невероятия близко512

.

Помехи были означены Шиловым, а вслед за ним и современниками-слушателями как звуковое воплощение временной дистанции, которая отделяла их от времени поэта. Подход, связанный с сохранением шумов в звукозаписях, был новым в те годы513 и отвечал на слушательский запрос, чутко уловленный Шиловым. Желание сохранить «шум времени» на записях было вызвано установками современной культуры: акцентирование дистанции было необходимо, чтобы фонодокумент воспринимался как аутентичный. Реставрированная запись Александра Блока была впервые опубликована в 1967 году в звуковом журнале «Кругозор», затем в радиопередаче «Литературные вечера». Отзыв на нее в книге А. Горелова «Гроза над соловьиным садом», который Лев Шилов цитирует в своей книге, служит замечательным примером осмысления технических недостатков звукозаписи как важной составляющей слушательского опыта:

Казалось, что слова звучат независимо от дребезжащей техники, живые слова страсти, не подвластной годам и помехам. Из звездных бездн доносилось высокое и горькое прощание:

«Ты в синий плащ печально завернулась,
В сырую ночь ты из дому ушла».

Тот, кому довелось тогда услышать голос Александра Блока, не мог освободиться от чувства необыкновенной сопричастности к драме сердца, раскрывавшейся с такой обнаженностью.

Голос доплывал из разных галактик, и даже слуховые помехи воспринимались как вторжение космических вьюг. Но слова оставались земными, прекрасными в своей скорбной человечности. Забывалось, что это всего лишь стихотворение, посвященное личной драме. Голос, хотя и земной, звучал как откровение, звучал векам и планетам514.