— Привыкнешь. Обязан привыкнуть — ты мой первый заместитель. — Скоков тепло улыбнулся. — А сейчас выстави за дверь Смородкина. А Климова — ко мне. Разговор у меня к нему имеется.
Шесть лет прошло с тех пор, как Скоков покинул стены московского уголовного розыска. За это время некоторые из сослуживцев уже успели забыть сердитого, похожего на напыщенного сибирского кота начальника отдела по раскрытию убийств, другие за его, как им казалось, зловредный характер просто вычеркнули его из памяти, а третьи — новички — вообще не знали, что это за человек, но зато все как один до сих пор употребляли выражение «заскоки Скокова», которое гуляло по коридорам МУРа с легкой руки Смородкина и которое шло в ход, когда кто-то, чего-то не поняв в действиях начальства, требовал разъяснений. Здесь бедняге и выдавалось: «У тебя что, заскоки Скокова? Приказ есть приказ. Выполняй!»
Климов и Смородкин, не забыв это выражение, спросить открыто, из какой навозной кучи Скоков выкопал киллера, которого им предстояло брать, не осмелились. Но так как оба понимали, что знать, из какого все-таки яйца вылупился этот чертов маньяк-убийца, они просто обязаны — начальству ведь не скажешь, что он с неба свалился, — то стали мыслить вслух, вернее — обмениваться мнениями. Они всегда так поступали, когда заходили в тупик.
— Своих источников у него не было, — убежденно проговорил Смородкин. — На чужом огороде копался.
— В саду у дяди Вани? — поддел Климов.
— Возможно.
— А где находился дядя Ваня?
— В Сочи.
Климов задумался, однако не преминул при этом выпить полстакана водки.
— Я тебе крутил пленку с записью полового акта Марины Скалон?
— Я думаю, она стонала не от страсти.
— А говорила искренне.
— Кошка всегда поступает по-своему.
— Но это не значит, что у нее нет цели.
— Цель была, — согласился Смородкин, закусывая маринованным огурчиком. — Она наизусть выучила адрес Макашевича и… Как там второго зовут?
— Воловик.
— Правильно. Разливай!
— Ты интересно мыслишь, Смородкин!
— Высшее образование. Из точки «А» в пункт «Б».
— Без пересадки?
— На станции «Марксистская» в медвытрезвитель попал. Будь здоров!
— Поехали, — сказал Климов. — Какая следующая остановка?
— Макашевич.
— А отправились с какой?
— Слепневка.
— Молодец! Завтра же доложу генералу, что твоя основная работа — кроссворды.
Смородкин на глаз прикинул, сколько осталось в бутылке, и сказал:
— На закуску не наваливайся.
Климов не услышал — погрузился в размышления.
— Значит, начали мы со Слепнева, по дороге заехали к Блонскому, следующий — Воловик или Макашевич… Интересная поездка! Ты мужественный человек, Смородкин?
— Не знаю. Раньше мог литр выпить, а теперь вот с бутылки косею.
В дверях, как тень отца Гамлета, возник Родин. Торжественно объявил:
— В России пьют на троих. — Он вылил остатки водки в стакан Смородкина, выпил и указал ему на дверь. — Приказано выгнать!
Смородкин проглотил обиду добродушно. Он уступил место Родину и, когда тот сел, постучал его костяшками пальцев по лбу.
— Костя, держу пари, он не знает, до какой остановки мы доехали.
— Конечно! — Родин сунул в рот кусок колбасы и жестами объяснил Климову, что его вызывает Скоков и во избежание неприятностей лучше немедленно этот приказ выполнить.
На столе Скокова лежала книга Вальтера Шелленберга «Лабиринт», в которой бывший шеф германской службы внешней разведки с неприкрытой гордостью и явным сладострастием поведал читателю о своей деятельности на поприще закулисных интриг фашистской Германии. Климов скользнул по ней рассеянным взглядом, взял в руки, полистал и сразу же наткнулся на место, где Шелленберг описывает свой кабинет: «Микрофоны были повсюду: в стенах, под столом, даже в одной из ламп, так что всякий разговор и всякий звук автоматически регистрировались… Мой стол являлся своего рода маленькой крепостью. В него были вделаны два пулемета, которые могли засыпать пулями весь кабинет. Все, что мне было нужно сделать в экстренном случае, — это нажать кнопку, и они тут же начинали стрелять. Одновременно я мог нажать другую кнопку, и вой сирены поднял бы на ноги охрану, чтобы окружить здание и блокировать все входы и выходы…»
Климов удовлетворенно хмыкнул и посмотрел на Скокова.
— Хотите свой офис превратить в нечто подобное?
— Я бы на твоем месте не иронизировал, — сухо ответил Скоков. — И вот почему… Сейчас, Костя, такое гнилое время, что для того, чтобы выжить, нам, сыскарям, влезающим порой в тайное тайных и знающим иногда то, за что расстреливают на месте, требуется точно такая же осторожность, внимательность и осмотрительность, какой обладал этот парень. А мы по собственной дури до сих пор живем по-русски — душа нараспашку! Вот поэтому и летят наши головы одна за другой… Меня и Родина из МУРа выперли, Красина — из прокуратуры, Волынского и Градова — из КГБ. — Он горько усмехнулся. — Так что возьми книжечку, почитай, подумай и сделай выводы.
— Что-то я вас не пойму, Семен Тимофеевич. — Климов осторожно присел на краешек стула. — Я где-нибудь наследил?