Голос крови

— Я так считаю, — раздраженно повторил Спицын. — Надумаешь поехать — позвони.

Лев Борисович чертыхнулся, принял сто граммов водочки и принялся размышлять: ехать ему на кладбище или воздержаться? Этот, казалось бы, простенький, не стоивший и выеденного яйца вопрос совершенно выбил его из колеи. С одной стороны, он просто обязан проводить своего старого друга, партнера по картам Илюшу Блонского в последний путь, бросить на гроб горсть земли, помянуть рюмкой водки, а с другой… Он ведь действительно пожелал приятелю смерти, когда узнал, что до него может добраться Скоков, но сделал это в сердцах, сгоряча, как частенько бывает с человеком в приступе гнева или бессильной ярости. И на тебе, пожелание сбылось, пригрела Илюшу мать-сыра земля! Ну разве это не чудо? Лев Борисович до того удивился, что почувствовал легкие укоры совести, которые чуть позже — и это второе чудо — переросли прямо-таки в убеждение: он вогнал приятеля в гроб, его «заказ»! А затем свершилось третье чудо: Льву Борисовичу стало казаться, что и другие так думают — родственники, соседи, знакомые… И он решил переждать этот момент, затаиться, в частности, не ездить на кладбище, ибо боялся, что в ответ на чей-нибудь укоризненный, подозрительный взгляд вспылит, сорвется, наговорит лишнего — как смеете, мол, так думать? Да, он игрок, бизнесмен, банкир, да, он знает, кому и когда дать взятку, умеет привлекать к работе людей из правительственных кругов, да, у него криминальная крыша — Тойота! Ну и что? Тойота гарантирует ему безопасность, а менты… Эти сволочи свою жизнь не могут защитить, а уж чужую — тем более! И после этого вы, козлы драные, имеете право подозревать меня, народного артиста СССР, в убийстве? Вот хрен вам с маслом! Лев Борисович хлопнул левой рукой по согнутой в локте правой и показал невидимым оппонентам, что за хрен он имеет в виду.

Лев Борисович чуть не задохнулся от душившего его праведного гнева и принял — именно во гневе — положительное решение: ехать! Он мгновенно повеселел, позвонил Спицыну.

— Мы едем! — объявил торжественно. — Ты составишь мне компанию?

— Естественно.

— Жду. — Лев Борисович подошел к зеркалу, пригладил волосы и на всю квартиру разнеслось: «Умру ли я, но над могилою гори-сияй мо-оя звезда-а!»

Со своей половины выплыла заинтригованная Марина.

— Ты собираешься на концерт?

— На кладбище.

— Я думаю, на кладбище тебе еще рано, — поразмыслив, сказала Марина. — На кладбище ты отправишься тогда, когда приведешь свои дела в полный порядок. Понял?

— Понял. — Лев Борисович поцеловал жену в щечку, выпил еще сто граммов водочки, ибо плохо переносил покойников, и отправился на кладбище.

«Вольво» мягко и бесшумно катила по Ярославскому шоссе. Лев Борисович сидел на заднем сиденье, курил, смотрел на лысину сидевшего за рулем Спицына и думал, что и он, наверное, сзади выглядит не лучше своего адвоката. Это открытие почему-то озаботило его, повергло в уныние — идут годы… «А мы все бегаем, кувыркаемся, суетимся… Пора о вечности подумать, о могилке между шумящих на ветру сосен…» И стоило ему только об этом подумать, как лоб его покрылся испариной: вспомнил, что именно вот таким нехитрым способом он отправил на тот свет своего друга Илью Блонского.

«Нет, с этим вопросом пора кончать, — решил Лев Борисович. — Чертовщина только в сказках бывает».

— Стас, — решительно обратился он к Спицыну, — у меня есть к тебе серьезный вопрос…

— Слушаю…

— Когда грохнули Слепнева, ты действительно подумал, что это моих рук дело?

— Мы уже говорили на эту тему.

— Ну, а что ты скажешь о смерти Блонского?

Спицын печально вздохнул.

— Лева, тебя кто-то опять подставил. Умно и грамотно.

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Да, я так подумал, — еще печальнее вздохнул Спицын. — Но теперь я нисколько не сомневаюсь, что тебя играют.

— Кто?

— Человек, который очень хорошо тебя знает.

— А что ему от меня нужно?

— То, что три года назад ты сотворил со своей тещей.

Лев Борисович потер всей пятерней лоб и оглушительно расхохотался.

В девяносто четвертом в городе Бобруйске совершенно неожиданно, в одночасье скончался тесть Скалона, часовых дел мастер Давид Ефимович Авцин. Все заботы о похоронах Скалону пришлось взвалить на себя — он оказался единственным мужчиной в многочисленной семье своих близких и дальних родственников. Похороны прошли торжественно, теща осталась довольна. Ей понравилось все: и место на кладбище — небольшая тихая полянка, скрытая тенью трех могучих золотистых сосен, и то, что мужа пришло проводить такое огромное количество народу — любили, значит, и то, что на поминках всего было в меру — и вина, и шума, и песен. В этой суете и хлопотах она не обратила внимания, что рядом с могилой мужа готова еще одна могилка. Приметила она ее лишь на сороковой день, когда приехала помянуть супруга, и только потому, что прямо в изголовье сияла необыкновенной белизной мраморная плита, извещавшая о том, что здесь лежит усопшая Мария Исааковна Авцина, то есть она, и скорбят о ней осиротевшие дети и внуки..