Голос моря

Аяане казалось, что мужчина общается с ней на иностранном языке.

– Я…

– В семье Терзиоглу, – небрежно перебил ее Корай, – не существует слова «я». Только «мы». – Затем достал звонивший телефон и подмигнул девушке. Она слушала беседу на турецком и наблюдала за оживленной жестикуляцией. Повторив несколько раз «Сирия», мужчина раздраженно нажал «отбой» и быстро направился по своим делам, бросив через плечо: – Кое-что произошло. – Потом остановился, вернулся, поцеловал Аяану в лоб и погладил ее по щеке. – В этих нарядах ты будешь смотреться великолепно. А мы любим великолепие.

Она смотрела в спину удаляющегося мужчины, желая спросить о планах насчет поездки в Конью на могилу Джалаладдина Руми, насчет купания в Босфоре. Дегустация шоколада?

В ту ночь сон Аяаны был хоть и беспокойным, но без сновидений.

За ужином члены семьи периодически разговаривали то на турецком, то на английском, то на французском, то на немецком языках. Несмотря на то что за беседой было сложно следить, эта интернациональная демонстрация власти и богатства казалась невероятно увлекательной, давая понять о невысказанных склонностях тех, кто знал, что они диктуют правила, чтобы мир продолжал пребывать в беспорядке.

– Ты счастлива? – спросил Корай Аяану.

Дегустация шоколада в тот день стала загадочной чередой поглощения твердых, расплавленных и ароматизированных сладостей под крики экскурсовода:

– Побалуйте свои вкусовые рецепторы!

Этот опыт девушка явно не хотела бы повторить в ближайшее время.

– Да, – заверила она Корая.

Все, на что она надеялась, сменилось бесконечными требованиями к тому, что значило «быть Терзиоглу». Теперь одетый в костюм и рубашку с запонками мужчина, казавшийся в этом месте старше, больше, выше и жестче, разговаривал с Аяаной совсем другим тоном – вымученным, стесненным – и точно больше ничем не напоминал студента. Он расхаживал повсюду с видом хищника, который едва сдерживался, чтобы не броситься, и излучал магнетическую, первобытную, соблазнительную ауру. Сейчас любая доброта или свет в нем создавали ощущение искусственности, наигранности. Аяана не ожидала подобного изменения. Обманутая, она совершила ошибку и посчитала текучесть собственного «я» имеющим смысл. Решила, что может тоже лучше понять мир с помощью постоянного обретения новой себя, и начала с того, что попыталась исправить осанку и манеру двигаться: шаги стали короче, спина всегда прямая, улыбка меньше. Новый порядок оказался изнуряющим.

70

После завтрака Аяана потягивала апельсиновый сок и просматривала газету. Чуть ранее взгляд Корая надолго задержался на развороте с изображением настоящего кошмара: лицо мужчины в воде, плывущие по поверхности моря тела, бледные спасенные – женщины, дети, старики, темнокожая пара, прижимающая к себе трупик младенца.

Никогда прежде Аяана не понимала, что означает неприкаянность.

Корай заявил:

– Они сделали неверную ставку и проиграли. Никто не обязан нести на себе груз поражения.

– Поражения? – переспросила девушка, едва не подпрыгнув на месте.

– Им выгодно выжить, не так ли?

– Каким образом это они остались виноватыми в катастрофе?

– Не будь такой наивной дурой! – резко бросил Корай и поднялся из-за стола. – И не спорь со мной о том, чего никогда не поймешь. – Затем выхватил газету из рук Аяаны и вышел, громко хлопнув дверями.

Она же еще долго сидела, разглядывая ковер под ногами.

«Самые важные вещи невидимы глазу, самая главная истина кроется между строк», – однажды сказал ей Мухиддин.

Аяана решила обратиться за утешением к стихам Рабиа, но так как не захватила с собой зеленую книгу с покореженными водой страницами, то пришлось воспользоваться интернетом.

«Дела склоняются перед велением сердца», – посоветовала поэтесса.

Корай появился через четыре часа с шоколадом и извинениями, объяснив свою вспышку стрессом.

– Не совсем те каникулы, которые я запланировал.

Он освободил остаток дня, чтобы показать Аяане нетуристический город. Она настороженно приняла приглашение.

Они ходили по узким улочкам, заходя в мечети. Девушка останавливалась перед каждым встреченным антикварным магазином, но ничего не покупала, пока не увидела наконец украшение веры, художественные цвета и дарящие благословения слова каллиграфии басмалы. На глаза навернулись слезы.

За парой долгое время следовали три кота. Коты, кошки и котята были повсюду, даже в магазинах. На улицах несколько детей выкрикивали:

– Edeny felos.

– Кто они? – спросила Аяана.

– Попрошайки. Беженцы, – выплюнул Корай. – Теперь пойдем в Софийский собор или хочешь посетить Гранд-базар? – Затем раздраженно окликнул: – Не поощряй их. И убери сумку, если не хочешь начать мятеж. – Он схватил Аяану за руку и потянул прочь от окружившей их ребятни, изрыгая ругательства. Что бы он ни сказал, это напугало оборванных мальчишек настолько, что они бросились врассыпную. – Эти воришки живо приведут родителей. Отвратительные вымогатели.