Голос моря

Глаза удивленно расширились, но тут же сузились, а брови сошлись на переносице в недовольной гримасе. Ноздри начали гневно раздуваться, выдавая гнев. Мухиддин наблюдал за сменой эмоций на лице Муниры, которая неуверенно облизнула губы, накрыла ладонью правую щеку, глубоко вздохнула и прошептала:

– Ты?

– Я не мог позвонить, – объяснил Мухиддин, который казался собеседнице стеной, хотя в провалах глаз отражались страдания и боль. Не дождавшись реакции, он повторил: – Я не мог позвонить.

– Думаешь, я обратила на это внимание? – фыркнула Мунира.

В тусклом свете, под проливным дождем, сгорбленный Мухиддин почувствовал бурю эмоций, закипающую ярость. До него уже дошли слухи о необычных гостях этого дома: Ва Машрик, китайская делегация, чиновники из Найроби. Затем на поверхность начали пробиваться другие ощущения. Пришлось одернуть себя, чтобы не схватить ту, которую так желал, не бросить к ее ногам тело, душу и сердце, желая снова обрести вкус к жизни, утолить иссушающую жажду возвращения домой после долгой разлуки. Но Мухиддин наткнулся на невидимый барьер и нахмурился:

– Аяана.

– Моя дочь, – ледяным тоном отрезала Мунира.

– Я очень хотел вернуться домой, – предпринял новую попытку Мухиддин.

– Теперь твое желание исполнилось.

– Я слышал, что к вам приходили незнакомцы, и хотел бы услышать все от тебя лично.

– С какой целью? Кем ты себя возомнил? – смерив собеседника взглядом с ног до головы, Мунира поджала губы.

– Что ты делаешь? – сражаясь с самим собой, сквозь зубы процедил Мухиддин и попытался отогнать как разочарование, так и боль в новых ранах на теле и на душе.

И не в состоянии перестать рассматривать это лицо. Эту красоту. В его суровых линиях, новых морщинках читались отголоски печали. Однако это лицо, эта красота мерещились путнику даже в самых грязных уголках мира.

Мунира отвела глаза от виновато ссутулившегося Мухиддина и сосредоточилась на его огрубевшем, жилистом теле. Он выглядел разбитым. Изможденным.

– И теперь ты явился, когда стало слишком поздно, – обвинила она его до того, как он сумел бы обвинить ее.

– Китай? – умоляющим тоном спросил Мухиддин, пригибаясь под падающим с крыши потоком воды, под давящим взглядом женщины. – Китай, Мунира?

– Что ты можешь знать о том, чего не знаешь! – презрительно махнула рукой она.

Несмотря на то что разговор велся тихо и вежливо, а оба собеседника стояли близко, как размытые воплощения влюбленных, их настороженных поз и напряженных жестов оказалось достаточно, чтобы прохожие огибали дом по широкой дуге.

– Зирьяб… – попытался объяснить Мухиддин. – Ты же понимаешь… Я должен был…

– А теперь я должна, – оборвала его Мунира. – Ради моего ребенка. – Она фальшиво улыбнулась. – Хорошо, что ты это осознаешь.

– Абира…

Небо рассекло пополам молнией.

– Аяана ты имел в виду? – фыркнула Мунира.

– Ты… – Мухиддин потянулся к ее руке, но схватил лишь воздух.

– Ты хорошо умеешь лишь одно – убегать, любимый, – заявила отступившая назад женщина. – Мы научились справляться и без тебя. Nenda zako! – «Проваливай!»

Несильная пощечина поразила Мухиддина в самое сердце. Выждав двадцать секунд, когда прошло желание врезать Мунире, он развернулся и поплелся прочь, наклоняясь к земле, чтобы не упасть, а когда все же поскользнулся, успел выровняться и поспешил уйти из поля зрения. Старик с пылающей грудью, вот кем он был теперь. Старик, который умудрился собственными руками оттолкнуть всех, кто когда-либо его любил. За спиной дверь хлопнула так громко, что вибрация удара прокатилась по раскисшей грязи под ногами беглеца.

Через четыре недели все поселение собралось на молитву, чтобы благословить Аяану найти вдали от острова свое предназначение. Жители как могли пытались подготовить ее к путешествию, о котором сами мечтали: давали наставления, читали нотации, призывали Бога, указывали, что следует делать, а что нет. Избранная Потомком слушала провожающих отстраненно и вспоминала угрозы главы района однажды отряхнуть пыль здешних мест со своих подошв. Теперь же если Аяана наберется смелости, то и сама может заявить собравшимся о намерении стереть пыль Пате из своей жизни. Может проклясть их склочность, мелочность, осуждение их с матерью, перешептывания за спиной. Но девушка ощущала только горе оттого, что приходится покидать родные земли с их горестями, склоками, призраками и гостями из разных стран.