Голос моря

И вот сейчас Мунира смотрела на спящую дочь, высокую, худощавую девушку, которой вскоре исполнится двадцать один год, и испытывала сомнения. Сомнения быстро переросли в уверенность. Существуют испытания, которые должны пройти все матери. Никто никогда не рассказывал о горько-сладкой боли, о безграничных муках, о необходимости отпустить самое любимое существо на свете. Женщины никогда не говорили о подобных вещах, о тайнах, вплавленных в отчаяние одиночества. Подарить жизнь означало отправиться в бесконечное путешествие, где под конец иногда поджидало горе, более тяжкое, чем в начале дороги. Где матери предстояло сделать выбор.

Мунира покинула комнату и отправилась к морю.

Побежденные могут преподнести песню в качестве дани.

Женщина набрала воздух в легкие, зачерпнув также из самого дальнего уголка души бесплотные желания, и запела. Для всех дочерей в мире. Для отца и давно погибшей матери. И в первую очередь для Зирьяба и Мухиддина. А затем завела мелодию и для Аяаны:

Ewe ua la peponi
Waridi lisilo miba…
Mabanati wa peponi hao ndio fani yako…

Мунира замолчала.

Громыхали волны. Шептали звезды. Доносились приглушенные ночные звуки. Разве это не было отголосками других жизней, где возможно все?

Затем она накрыла лицо накидкой и шагнула в тени, струившиеся вдоль побережья, не заметив Мухиддина, который наблюдал за небом, стоя возле пещеры Мехди. Мужчина прерывисто вздохнул. Он уже слышал после своего тихого возвращения на рыбацкой лодке новость о том, что Аяана вскоре покинет родной остров.

Мунира ворвалась в комнату дочери на рассвете и воскликнула:

– Поезжай, лулу! Оставь это место и никогда не оглядывайся.

Аяана, растрепанная, заспанными глазами в изумлении уставилась на мать, приоткрыв рот.

Мунира тяжело дышала и яростно жестикулировала.

– Мы должны срочно отправиться в Момбасу и сделать паспорт. Тебе повезло: многие получают от Кении только сертификаты о смерти. – Чтобы перевести дух, ей пришлось опереться на стену.

Внезапно для Аяаны четыре недели превратились в самое длинное расстояние на свете.

Уже днем она снова прокралась к старым верфям, где работал Мехди. Всеобщая популярность была для девушки в новинку: подчеркнуто радостные приветствия, бесконечный поток приглашений на чай или обед, фотографы. Единственной неизменной вещью на острове оставался Мехди. Он постепенно привык к подобным приливам и отливам, появлениям и исчезновениям Аяаны, которая могла подолгу вести монологи сама с собой. В этот раз она объявила из своего старого дау:

– Я еду в Китай!

Мехди, занимавшийся обжигом обшивки, приподнял доску и прислушался к небольшому радио, откуда доносился прогноз погоды. Сейчас наступил прилив. Отлив обещали в семнадцать сорок три.

– Мухиддин, – пробормотал корабел. – Он вернулся, так?

Аяана ошарашенно взирала на него.

Мехди кивнул.

Она легла в остове разрушенной лодке и перевела взгляд в небо.

Уже ночью Аяана явилась к дому Мухиддина и постучала в дверь. Он сам в это время сидел на стуле перед экраном старого телевизора и сжимал в руках одну из своих книг. Закладкой служила записка, оставленная ученицей после того, как та разгромила все помещение. На клочке бумаги, испускавшей тоску, говорилось: «Ты бросил меня». Мухиддин скомкал листок. Затем услышал стук в дверь и громкое:

– Хочешь получить обратно свою дурацкую карту?

Пальцы обожгло в том месте, где они сжимали записку.

Аяана села на ступенях крыльца и набрала на телефоне номер бывшего наставника.

– Mteja hapatikani kwa sasa. – Нет ответа.

Тогда она выкрикнула на местном наречии:

– Ты нашел Зирьяба?

Мухиддин сидел неподвижно.

Снаружи Аяана потерла руками щеки и пропела с вопросительной интонацией:

– Чал-чал-чал? – И снова не получила ответа. – Когда ты уехал, явились плохие люди, – тихо произнесла она и уронила лицо в ладони.

Когда луна стала клониться к горизонту, Аяана побрела к дому матери.

Мухиддин провел рукой по губам, стирая кровь, которая выступила, когда он прикусил язык. Затем прислушался к затихшему вдали голосу, эхом звучавшему в памяти, приблизился к входной двери и приоткрыл ее. Nitakupenda – «Я буду любить тебя». Выглянул наружу, ожидая увидеть девочку с котенком. Абиру. Но увидел только затронутую луной темноту.

32

Мухиддин отчаянно старался выплыть из быстрины рассвета, но оказался подхвачен черными водами дня. С покрытого тучами неба обрушивались потоки шквального ливня. Ветер трепал одежду прохожих.

Закутанный в плащ Мухиддин брел по бурным ручьям, которые раньше служили улицами, пока не оказался наконец перед домом Муниры и постучал, готовый рассказать правду и выслушать ее. Дверь отворилась, и на пороге появилась хозяйка. Непокрытые волосы она заплела в одну длинную косу, а в руках держала оранжевое платье и нитку с иголкой. Завершая шитье, женщина не глядя спросила:

– Naam? – Да?

– Мунира, – тихо сказал Мухиддин.

Та немедленно вскинула голову, выронив рукоделие, которое грудой осело на пороге.