Голос ненависти

Она уже знает все фразочки Вела наизусть. Солнечный свет бьет в глаза, и Кайрис продолжает утирать выступившие слезы, пока круги под веками не исчезают. Наконец, она открывает глаза. Все чувства наваливаются разом, будто водный поток, прорвавший плотину, и какое-то время Кайрис чувствует себя оглушенной. Вел сидит возле своего любимого валуна, развалившийся, как какой бездельник аристократ на кресле. Наемник одной рукой поглаживает Шило, а другой подкидывает оброненный Кайрис камень. Наконец, откладывает его в сторону и ловко откручивает рукоять, высыпая немного порошка прямо на ладонь. Прикрывает глаза и резко, с шумом втягивает носом. Лицо Вела дергается, кривится, будто глиняное, а потом на нем расползается довольная улыбка.

Кайрис с отвращением прищуривается и отворачивается, принимаясь отряхиваться от земли.

– Чего вылупился? Сам не святой, – насмешливо щерится зубами Вел, и Кайрис не успевает ощутить угрозу прежде, чем он запускает камнем в ее сторону. Спину тут же жжет. – В следующий раз это будет голова, щенок.

Кайрис недовольно трет ушиб рукой:

– Вообще-то, у меня есть имя…

– Ах, ну конечно! – Вел посмеивается, прикрывая глаза. – Наемник – это в первую очередь меч. Без него ты как король без короны, какое тебе имя? Давно пора раздобыть собственный, а то все палками да палками. Или пальчик боишься поранить, хе-хе?

Вел всегда смеется по поводу и без, когда нанюхается порошка. Кайрис это раздражает, как и его привычка по-дурацки трясти плечами и скалить зубы от хохота. Но поделать с этим ничего не выйдет, так что она просто уходит, бурча ругательства себе под нос. И все-таки – какой бы язвой ни был ее учитель, он прав. Почему бы действительно не заглянуть в оружейную лавку? На многое Кайрис рассчитывать не может, но если продать что-то из запасов, то это даже будет вполне добротная сталь. Ее собственный меч… Кайрис невольно испытывает предвкушение, как ребенок перед походом на ярмарку.

Некоторые зовут отвар, способный изменить голос, переверткой. От него ты будто смотришься в чужое зеркало – вот какое чувство. Молоденькие девушки зовут его жгучим соком. Мальчишки – пугачем. Старухи – диким снадобьем. Отвар делают из корней двух сорных трав и листа камейника. Корни мелко нарезают, бросают в воду, туда же – плотные жесткие листы темно-зеленого цвета. Когда вода кипит, она меняет цвет, становясь желтой, как цыплячий пух, а остывая – темнеет. И издали можно услышать, как отвар пахнет – будто дымом и полевой горечью. Ворожеи зовут его двутравным. Наемники – горлодером. Воры –лгунишкой. Но как ни назови, это не меняет сути: Кайрис начала забывать, как звучит ее голос.

Она стоит, облокачиваясь о деревянную балку конюшни, и чувствует лопатками идущее от дерева тепло. Запах навоза, сена и лошадей – Кайрис даже успела к нему привыкнуть, поэтому все еще приходит сюда иногда. Подумать, привести мысли в порядок и очистить голову. Стеклянная склянка с отваром катается между пальцами. Кайрис наблюдает, как жидкость внутри перетекает с бока на бок, как искажается пузырь воздуха. Надо бы выпить, но она медлит, скользя взглядом по стенам, по дремлющим лошадям с толстыми крепкими ногами, по вилам в углу и сложенным вдали седлам и другой сбруе. Тут взгляд падает на пятно света, и будто насквозь пробирает. На какое-то мгновение кажется, что она видит силуэт чайки.

Кайрис отводит глаза, но пятно стоит перед внутренним взором, заставляя мысли вертеться, как птичью стаю. Картинки прошлого проносятся мимо, пока не останавливаются на умиротворенном лице младенца и проклятом родимом пятне. Кайрис обещала себе не вспоминать, но падает вглубь воспоминаний, не способная вырваться.

На самой верхушке Храма – статуя птицы, выдолбленная из камня. Чайка сидит недвижимо, с широко расправленными крыльями, и ее цепкий холодный взгляд впивается в любого будто когтями, а яркий солнечный свет стекает по перьям скульптуры и льется на массивные ступени. Кайрис помнит, как опустила на них ворочающиеся тельце. Помнит: целовала чужое существо в лоб, и губы словно пекло. Последний поцелуй за всю ее следующую жизнь, наверное.

Где он сейчас, ее медленный яд?

Сироты учатся при Храме. Там же многие и остаются, кто-то же идет в подмастерья, кто-то начинает воровать и побираться, девок замуж берут, а кого нет – тому туда же в Храм дорога. Прославлять богиню. Кайрис пытается представить, куда занесли крылья Конрия? Вот его нашли, забрали, поручили какой-то девушке, тоже брошенной. А что будет потом? Будут учить грамоте и чему там еще положено? Он останется там или отправится дальше? Представляет его моряком, кузнецом, наемником, пекарем, жуликом… Миг – и все возможно, пока не сделан выбор.

Она глубоко вздыхает и подносит склянку с отваром к губам, прикрывая глаза. В нос ударяет резкий запах горящей травы.

– Эй!