Голос Незримого. Том 1

Глубокоуважаемый и дорогой

Владимир Иванович!

Приехала из деревни – и нашла с великой радостью Ваш удивительный подарок. Большое, самое искреннее и самое восторженное спасибо Вам за него! Потом получила и письмо с некоторыми пояснениями. Но для меня было уже всё ясно в Вашем истинно-талантливом произведении: и гуд качелей, и визг девок, всё понятно и приемлемо. Я даже удивилась, как Вы могли в этом сомневаться и думать, что кое-что мне покажется странным и чересчур новым. Это странное – здесь так нужно, это новое – так необходимо; оно прямо дополняет стихи, увеличивает, украшает их красоту, если она и впрямь существует. Вы не поверите, какое Вы сейчас пробудили во мне любопытство и радостное желание узнать еще другие Ваши музыкальные творения на мои темы!

Очень хотелось бы слышать хорошую ритмодекламацию. Некоторые актрисы очень ей заинтересовались, хотят попро<бо>вать. Не знаю, удастся ли… Еще раз низкий, благодарный привет и горячее спасибо!

Ваша Л. Столица

P.S. Еще очень меня порадовало, что эти вещи удовлетворили Вас: самооценка художника – высшая хвала его делу![57]

–

Многоуважаемый и дорогой Владимир Иванович!

Что это Вы замолчали? Что это так долго нет мне весточки из прекрасной Ялты?

Боясь того, что почта теперь функционирует очень неправильно – и Вы не получили некоторых моих писем, – ответив на Ваши, заранее извиняюсь, сама тут, конечно, ни при чем.

В начале мая еду в Крым (в именье под Алупкой) и, если Вы ничего не будете иметь против, посещу Вас. Напишите мне, думаете ли Вы в мае быть в Ялте и не перемените ли адрес. Очень мне хочется поближе познакомиться с Вами и потолковать о том, что Вы мне предлагали, если не раздумали. Мысль о пьесе – давно уже у меня в голове, а с Вашим талантливым сотрудничеством, я с особым удовольствием принялась бы за работу. Между прочим, Ваши «Качели» в исполнении Гзовской были положительно гвоздем всех кабарэ этого сезона.[58] Привет! Жду Вашего ответа, который лучше бы послали Вы заказным.

Искренно уважающая

Любовь Столица[59]

На вечерах у Столицы теперь часто бывают представители литературной и художественной интеллигенции. Свой кружок она назвала «Золотая Гроздь» и поначалу определила его как «маленькое интимное, жизненно-эстетическое общество».[60]

Мэнадность, отмеченная И. Анненским в «Раине», получила дальнейшее развитие как в образе жизни Столицы, так и в ее творчестве. Особенно ярко это выразилось сначала в театрализованных собраниях «Золотой Грозди», а затем в ее обращении к драматургии. При этом выявляются два постоянных образа: мужской – женственного юноши, воплощения Диониса (Вакха), и женский – воплощение женщины-вакханки, лишенной традиционного образа жены и матери, свободной и экстатичной в своих чувствах и готовой погибнуть ради любви и свободы.