Голос пойманной птицы

Так это или нет, но, когда я дочитала до конца, Полковник не кивнул, как обычно. Он встал и подошел ко мне.

– Скажи мне, Форуг, ты встречаешься с мальчиком?

Я смущенно подняла глаза. Мы с Парвизом виделись лишь однажды, тогда, в переулке, и свидание наше длилось менее четверти часа. Я не сомневалась, что Полковник об этом знать не знает, и решила во что бы то ни стало сохранить нашу встречу с Парвизом втайне.

– Н-нет, – чуть заикнулась я. – Я ни с кем не встречаюсь.

Отец придвинулся ближе, я чувствовала его дыхание на щеке.

Он схватил меня за плечо, и я потупилась.

– Скажи мне правду!

Я открыла рот, но не сумела выдавить ни слова и лишь покачала головой.

Он отвернулся от меня, заложил руки за спину и принялся мерить шагами библиотеку. На несколько минут замер спиной ко мне возле окна, наполовину закрытого ставнями. Он молчал. У меня дрожали колени, меня подташнивало от страха. Наконец он обернулся ко мне и впился взглядом в листок бумаги, который я держала в руках. Полковник подошел ко мне, вырвал у меня стихотворение, замахнулся и ударил меня.

В следующие недели синяки на моем лице из темно-сизых превратились сперва в лиловые, а потом в желтые. Сочинять я не прекратила, но стала гораздо осторожнее. Я писала стихи тайком и читала их про себя, чтобы выучить наизусть. Потом рвала листки на ленты, а ленты – на конфетти. По ночам, когда в доме все спали, вылезала на крышу и швыряла горсти разорванных на клочки стихотворений в переулок за домом. Но хорошие – по крайней мере, те, которые тогда казались мне таковыми, – складывала в несколько раз и прятала эти крохотные квадратики под матрасом.

Вскоре материны чаепития получили логичное завершение: Пуран сделали предложение. Однажды днем в наш дом в Амирие пришла группа женщин и официально попросила руки Пуран. «Теперь ты часть нашей семьи!» Бабушка жениха так и сияла. Усадила мою сестру рядом с собой на козетке, надела ей на палец кольцо и расцеловала в обе щеки. Пуран залилась румянцем.

– Мубарак! – воскликнули женщины. Поздравляем! – Ли-ли-ли-ли-ли-ли-ли!

Гостиную наполнили свадебные трели.

– Надо подсластить языки! – крикнул кто-то, и гостьи тут же стали передавать друг другу блюдо со сластями.

Наша мать кивала и улыбалась. Дело было решено. Помолвка Пуран состоялась.

Мать и Санам, не мешкая, принялись собирать приданое, хотя до свадьбы оставалось еще много месяцев, поскольку жениху нужно было завершить образование. Ранние браки уже тогда считались пережитком прошлого – везде, кроме самых старорежимных семейств, – однако помолвки по-прежнему заключали как можно раньше, дабы сберечь целомудрие невесты и доброе имя ее семьи.

До помолвки моя сестра видела жениха всего трижды, и все три раза – в противоположном конце нашей гостиной. И все равно от одного лишь его существования вкупе с подаренным ей красивым кольцом она впадала то в блаженный ступор, то в восторженное исступление. По большому счету жизнь ее почти не изменилась, однако теперь ей дозволялось днем бывать в городе в компании бабушки, матери и сестер будущего мужа. Они ходили по модным лавкам на бульваре Лалезар, а потом заглядывали на чашечку кофе глясе с пирожным в шикарный модный ресторан.

– Он называется «Дворец», и там зеркальные стены, представляешь, Форуг? – восклицала сестра. – А в глубине – чудесный цветник, там играет европейский ансамбль и полным-полно, честное слово, полным-полно элегантных иностранцев!

Когда сестра уходила в город, я оставалась дома в Амирие и угрюмо ждала ее возвращения. Наш мир поделился на девушек, которых уже просватали, и тех, кого еще нет, причем я, разумеется, относилась ко вторым. Не то чтобы мне так уж хотелось традиционным манером выйти замуж – я не собиралась ждать, пока меня выберет чья-нибудь бабка или мать, – но все равно, когда сестра рассказывала, как они гуляли по бульвару Лалезар и заходили во «Дворец», меня терзала зависть.

И все же радость Пуран оказывалась настолько заразительной, что, оставшись наедине в нашей комнате, мы беседовали далеко за полночь. В те годы брак для нас означал, что отныне мы можем носить платья с глубоким вырезом, чулки со швом и туфли на высоких каблуках. Можем сделать себе каре и выщипать брови. Можем красить губы красной помадой, подводить глаза и рисовать сурьмою мушки. Правда, после замужества нашим старшим кузинам на семейных праздниках разрешалось танцевать только с собственными мужьями, но мы с Пуран не задумывались о подобных запретах. Мы обсуждали, как будем краситься и одеваться, когда выйдем замуж, – и еще секреты брачного ложа.

В один прекрасный день нашей старшей кузине Жале поручили просветить Пуран в матримониальных вопросах. Жале была тремя годами старше нас и недавно вышла замуж. Не самая красивая из наших кузин, однако ж ее перманент, блестящая малиновая помада и черные лакированные лодочки казались нам воплощением шика.