Голос пойманной птицы

Мужчины перебросились словами, и дверь со скрипом закрылась. Посетитель, кто бы он ни был, ушел.

– Кто это? – спросил Пакьяр своего помощника.

Он обращался не ко мне, но я все равно шагнула вперед.

– Господин Пакьяр, я приехала поговорить с вами…

Он оглядел меня с головы до ног.

– Если вы насчет работы, боюсь, ханум, нам сейчас не нужна секретарша.

Я покачала головой.

– Работа мне не нужна. Я принесла вот это. – Я достала из блокнота конверт и протянула ему. – Стихи. Мои стихи.

– А-а-а, – протянул он, взглянув на конверт, – поэтесса.

«Поэтесса»! Я мигом возненавидела это слово. И всякий раз, как слышала его после, вспоминала тот день, видела себя глазами редактора: обычная провинциальная домохозяйка, которая принесла блокнот со своими стихами, записанными от руки. Не поэт, а всего лишь «поэтесса».

– Вы уже публиковались? – спросил он.

Я призналась, что нет, и он ухмыльнулся.

Я вздернула подбородок, скрестила руки на груди.

– Прочтите одно стихотворение. Хотя бы одно.

Господин Пакьяр открыл и закрыл рот. Не сводя с меня взгляд, вскрыл конверт указательным пальцем – точнее, небрежно разорвал. Достал из конверта страницы, пробежал глазами первое стихотворение. Да так быстро, что вряд ли успел прочесть что-то, кроме заглавия.

– Ваш интерес неуместен. – Он поднял глаза от бумаги. – Ступайте-ка лучше домой, – добавил он, покосившись на мое обручальное кольцо. – Возвращайтесь к мужу, ханум.

* * *

Слезы щипали глаза, я словно в забытьи брела в толпе к уличному базарчику. Мимо, едва не сбив меня с ног, пронеслись мальчишки на велосипедах. Женщины зажимали в зубах чадру, чтобы подхватить сетки с покупками и взять за руки детей, ковылявших за матерями от лотка к лотку. Я уселась у старого каменного фонтанчика и стала наблюдать за людьми. Из ларька с кебабами аппетитно пахло жареным мясом. У меня засосало под ложечкой.

Я с таким трудом вырвалась в Тегеран, бросила Ками, а меня в пять минут выставили за дверь! Я так расстроилась, что даже не забрала свои стихи у господина Пакьяра. «Он их выбросит в мусорное ведро, – подумала я, – наверняка уже выбросил». Я вдруг пожалела, что вообще приехала в столицу. Я закрыла лицо руками.

– Ханум? – сказал какой-то мужчина.

Я подняла глаза и увидела его. Мужчину из редакции, того, у которого на руке висел серый плащ. Сейчас он был в плаще, воротник поднял, чтобы защититься от холода, шляпу надвинул на глаза. Мужчина курил сигарету и смотрел на меня.

Я могла и не отвечать. Опустить глаза, расправить плечи и уйти прочь, скрыться из виду. Я прекрасно умела и поощрить, и отвергнуть мужское внимание. Этим хитростям девушки учатся сызмала.

Я могла отвернуться. Однако не отвела взгляд.

– Да? – Тыльной стороной ладони я проворно отерла глаза.

– Это ведь вы только что были в редакции в переулке Занд?

– Да, я.

– Вы уж меня извините, но я решил, что вы заблудились, – сказал он.

Я вздернула подбородок.

– Не заблудилась.

Он ничего не ответил и лишь задумчиво затянулся сигаретой.

– Насер Ходаяр. – Он протянул мне руку.

Я на миг растерялась. Как ни стремилась я казаться искушенной, прежде я никогда не здоровалась с мужчиной за руку. Опомнившись, я быстро протянула ему ладонь, и он пожал ее.

– Форуг, – ответила я.

– Что, Форуг, – он выпустил мою руку и уселся рядом со мной у фонтана, – Пакьяр отказал?

Он догадался, что наша короткая встреча с господином Пакьяром и мое теперешнее уныние связаны между собой, – еще одно унижение.

– Он едва взглянул на мои стихи, – помолчав, призналась я. – Наверняка он их выбросит. Если уже не выбросил.

– Скорее всего.

Я уставилась на него.

– Вы считаете меня легкомысленной идиоткой?

– Вовсе нет.

– Но вы уверены, что толку не выйдет. Он меня не напечатает.

– Будет вам, Форуг, – ответил он, – в этом городе каждый день появляется двадцать новых журналов. – Он стряхнул пепел с сигареты и продолжал: – В Тегеране полно поэтов, и, если их нигде не печатают, они открывают собственные издания, публикуют себя и друзей и гордятся своим смелым вкладом в персидскую литературу.

Я наклонила голову и прищурилась.

– А вы откуда знаете?

Он достал из нагрудного кармана визитку. «Насер Ходаяр, – говорилось на ней, – главный редактор журнала “Роушанфекр”».

Я перевела взгляд с визитки на него. «Роушанфекр» («Мыслитель») был популярным журналом, я его отлично знала. И этот мужчина в фетровой шляпе – его главный редактор. На мгновение я утратила дар речи.

Он затянулся сигаретой и спросил:

– Быть может, вы покажете мне ваши стихи? Чтобы я понял ваш стиль и высказал свои соображения.

– Правда?

Он приподнял уголок губ в улыбке.

– Ну а почему нет?

– Но у меня с собой нет больше копий. – Подумав, я предложила: – Дайте мне ваш адрес, и я пришлю вам стихи.

Он взглянул на часы, поднял глаза на меня.

– Давайте так. – Он затоптал окурок. – Встретимся здесь завтра утром. Вы принесете стихи, я прочитаю и выскажу свое мнение.

– Завтра? Но вряд ли я…

Он подтянул узел галстука.