Голос с острова Святой Елены

Здесь, на острове, из-за скандальной скупости ваши министры противоречат собственной идее, которая заключалась в том, чтобы, по возможности, меньше говорили обо мне, в результате чего меня должны были все забыть. Но плохое обращение со мной и этот губернатор заставили всю Европу говорить обо мне. Губернатор ранее считал, что то, что происходит здесь, не будет известно в Европе. Он с таким же успехом мог бы попытаться затенить лучи солнца своей шляпой. По-прежнему в Европе есть миллионы людей, которые интересуются мной. Если бы ваши министры поступали мудро, то они бы предоставили мне полную свободу действий. Тогда бы это приукрасило скверный поступок ваших министров, не было бы столько жалоб с моей стороны и, в конце концов, с такими людьми, как Кокбэрн и Малькольм, моё пребывание здесь обошлось бы Лондону не более 15 или 16 тысяч фунтов стерлингов в год. Но у этого человека отвратительные манеры, коварный ум и злое сердце. Кокбэрн, по крайней мере, поступает прямо и искренне. Но этот человек, этот англичанин, о, Боже мой! Природа создала его злобным тюремщиком. Тот заместитель министра, несомненно, заявил лорду Батхерсту: «Я нашёл вашего человека!» У меня нет никаких сомнений в том, что NN был намерен сначала за счёт жестокого обращения заставить всех французов из моего окружения покинуть остров, а затем или вынудить меня покончить с собой, или полностью подчинить себе.

Если бы императоры Австрии и России, — продолжал Наполеон, — предложили мне деньги, то я бы не принял их. Я имел глупость отдаться в руки Джона Булля, и я обязан проглотить любую пилюлю, которую они могут приготовить для меня».

В ответ на моё скептическое замечание относительно правильности его предположения о вероятных намерениях тех, кто послал его на остров Святой Елены, Наполеон заявил: «Доктор, человек должен быть глупее последнего болвана, если он не понимает, что меня сослали сюда для того, чтобы покончить со мной.

Если бы я находился в Англии, — добавил Наполеон, — то я бы принимал очень мало посетителей и никогда бы не обсуждал политические темы: здесь я это делаю потому, что я нахожусь здесь, и потому, что со мной дурно обращаются. В Англии я бы занимался тем, что вёл бы спокойный образ жизни, иногда наслаждался обществом учёных, время от времени совершал прогулки верхом и затем читал книги и заканчивал историю моей жизни, а также воспитывал своего сына. Здесь недостаток книг сильно задерживает мою работу».

Наполеон сообщил мне, что губернатор прислал ответы на письма, которые были написаны о китайских вещах и о канонире; но он дал указание Бертрану не приносить их ему, пока он сам не попросит их.

Видел его ответ на речь лорда Батхерста, который начинался следующими словами: «Законопроект английского парламента не является ни законом, ни судебным решением» и продолжался сравнением законопроекта с изгнанием из Древнего Рима Суллы и Мариуса, «также справедливым, также необходимым, но весьма варварским», что Сулла и Мариус писали свои декреты «остриём своих ещё окровавленных мечей»; но законопроект английского парламента был написан в мирное время и был санкционирован верховной властью великой страны.

11 августа. Вновь сообщил сэру Хадсону Лоу (две недели тому назад я уже упоминал ему об этом), что Наполеон хотел бы, чтобы сад у его дома был очищен от солончака и молочая, которым в настоящее время он весь зарос, а вместо молочая освободившаяся площадь была засеяна травой или ячменём, чтобы из окна он мог смотреть на что-нибудь зеленое и видеть, как что-то растёт перед его глазами. И если это не будет сделано в течение ближайших двух недель, то сезон, когда что-то можно посеять, уже закончится. Его превосходительство ответил, что он навестит Лонгвуд через пару дней.

14 августа. Вчера отправился в «Колониальный дом» в соответствии с указанием губернатора о том, что я должен ездить в город по вторникам и субботам, а не по понедельникам и четвергам. Губернатор, задав мне несколько вопросов, напомнил, что я во время одной из последних бесед с ним упомянул о том, что генерал Бонапарт сообщил мне, что, беседуя с лордом Амхерстом, он высказал своё отношение к губернатору. Сэр Хадсон пожелал, чтобы я повторил то, что сказал о нём генерал Бонапарт. Хотя я предвидел последствия того, что скажу, но я не считал себя вправе отказать в просьбе губернатора, тем более что Наполеон разрешил мне передать его слова губернатору. Всё же я заранее предупредил губернатора, что слова Наполеона могут вызвать у него приступ гнева. Только после этого я повторил то, что сказал Наполеон, а именно: «Ни ваш принц-регент, ни обе палаты вашего парламента не смогут заставить меня встретиться с моим тюремщиком и моим палачом. Человека делают не его привычки, а его манера поведения и его нравы».