Голос с острова Святой Елены

Рассказал мне, что, когда он был в Булони, там неожиданно появились два английских моряка, которые сбежали из Вердена и прошествовали через страну, не вызвав подозрений. «Некоторое время они оставались в Булони. Не имея денег, они оказались в затруднительном положении, не зная, как им осуществить побег из Франции и добраться до Англии. Они отчаялись тайно захватить одну из лодок, так как за всеми ими неусыпно следили. Тогда они, пользуясь ножами, из толстых веток и тонких стволов дерева соорудили нечто, похожее на плавательное средство. Всё это время они поддерживали свои силы, питаясь корнеплодами и фруктами. Свое деревянное плавательное сооружение они обтянули миткалём. Когда они закончили свою работу, то их барка оказалась в длину не более трёх с половиной футов и примерно такой же ширины. Она была такой легкой, что один из них переносил её на своих плечах. И вот на такой посудине они решили попытаться добраться через пролив Ла-Манш в Англию. Увидев английский фрегат, довольно близко проплывавший вдоль берега, они отправились в плавание на своей барке, пытаясь доплыть до фрегата. Но, не успев отплыть от берега слишком далеко, они были обнаружены таможенниками, которые схватили их и вернули обратно на берег Франции.

Слухи о них широко распространились в Булони в связи с тем, что всех поразил тот факт, что два человека рискнули отправиться в море на таком хрупком транспортном средстве. Мне рассказали о них, и я приказал доставить их ко мне вместе с их маленькой баркой. Я сам был поражен смелостью этих людей, доверивших свои жизни такому хрупкому сооружению. Я спросил их, действительно ли они могли надеяться переплыть пролив на таком сооружении. Они ответили, что для того чтобы убедить меня в этом, они готовы вновь отправиться в плавание на той же барке. Восхищённый смелостью их попытки и откровенностью их ответа, я приказал предоставить им свободу, дал им несколько наполеондоров и транспортное средство, чтобы они могли доплыть до английской эскадры. Незадолго до моей беседы с ними их собирались судить как шпионов, так как несколько человек видели их ранее на территории нашего лагеря в Булони, когда они в течение нескольких дней бродили по лагерю, стараясь оставаться незамеченными.

Когда я с триумфом вступил в Берлин, — продолжал Наполеон, — мать принца Оранского, сестра короля, была оставлена больной в верхних апартаментах королевского дворца в очень плохом состоянии здоровья, без денег, покинутая почти всеми. Через два дня после моего переезда во дворец кто-то из её слуг обратился к нам за помощью, так как у неё не было денег даже для оплаты топлива. Король самым постыдным образом бросил её. Как только я узнал об этом, то приказал, чтобы ей немедленно передали сто тысяч франков, после чего отправился навестить её. Я приказал обставить её апартаменты мебелью, соответствующей её высокому положению. Мы часто беседовали вместе. Она была очень благодарна мне за проявленную к ней заботу, и между нами завязались дружеские отношения. Мне нравилось разговаривать с ней.

Её сын, принц Оранский, адъютант Веллингтона, отправился из Португалии в Лондон в то время, когда велись переговоры о его предполагаемом браке с принцессой Шарлоттой. Из Лондона он написал матери несколько писем, в которых дал описание всей королевской семьи, начиная с королевы, и далее прошёлся поименно по всей семейной ветви. В этих письмах он не скупился на бранные выражения в адрес описываемых лиц, к которым питал отвращение. Письма изобилуют красивыми и высокопарными выражениями. Хотя они написаны в романтическом стиле, и делают честь их автору, но они буквально разрывают описываемых в них лиц на куски. Эти письма он послал с агентом в Гамбург, чтобы тот потом препроводил их его матери. Этот агент был арестован, все бумаги и письма, бывшие при нём, конфискованы и отосланы в Париж, где они были тщательно рассмотрены и затем доставлены мне. Я бегло прочитал их, не удержавшись от искреннего смеха. После этого для того, чтобы хотя бы немного отомстить за все оскорбления, которыми осыпали меня, я приказал отправить эти письма в редакцию газеты «Монитор» и опубликовать их. Тем временем, однако, агент сумел сообщить матери принца о том, что он арестован, а его бумаги и все письма конфискованы. До их публикации я получил от неё письмо, заклинающее меня не публиковать их, так как это нанесёт большой вред её сыну и её семье, и призывающее меня вспомнить то время, когда я был в Берлине. Я был тронут её письмом и отменил приказ о публикации писем, которые бы наделали много шума в Европе и были бы весьма неприятны для лиц, которые в них описаны».