Голос Тайра. Жертва порока

— Кого и чем тут шантажировать? — фыркнул Малкольм. — Здесь ни имени не называется, ни грязных подробностей не описано… так, девичий лепет. Ничего серьезного, просто письма. Даже не знаю, зачем леди Нейрос их хранила.

— Вот и я не знаю, но думаю, что на самом деле они совершенно не имеют значения. Может, были дороги ей как память о времени, проведенном в закрытой школе? Говорят, после выпуска, ученицы подобных заведений испытывают особую привязанность друг к другу, вроде как вместе прошли боевое крещение.

— Ага, — фыркнул Малкольм, — ниткой и иголкой. В таких школах девушек учат вышивать, писать отвратительные акварели и говорить о погоде по три часа кряду. Сомневаюсь, что в этой школе могло произойти нечто из ряда вон выходящее. Разве что эта леди Голкомб случайно порвала нотную тетрадь какой-нибудь своей подруги по несчастью и не призналась вовремя, свалив всю вину на привидение.

Я только одобрительно фыркнула на последнее высказывание Малкольма. Сама прекрасно понимала, что ничего из ряда вон в закрытой школе произойти не могло, а если леди Нейрос и узнала в то время какую-нибудь страшную тайну одной из своих подруг, то в этих письмах о ней точно не упоминалось.

— Есть что-то еще? — поинтересовался Малкольм, и я уже почти достала шкатулку, но пришлось срочно спрятать ее обратно — к нашему столику приблизилась подавальщица и принялась расставлять тарелки с заказанным ужином.

Я передернула плечами и едва удержалась от того, чтобы не потереть затылок. С тех пор, как мы с Малкольмом покинули редакцию, мне все время казалось, что я ощущаю чей-то недобрый взгляд. Что было тем странно, что ментальный блок, полученный мной в наследство от папеньки, напрочь блокировал подобные ощущения. Но вот сейчас мне было неуютно и как-то тревожно. А еще подавальщица вела себя просто отвратительно, подобострастно заглядывая Малкольму в глаза, склоняясь перед ним так низко, что грудь ее едва не вываливалась из довольно скромного, надо признать, декольте. И вот вроде ничего такого не происходило и поведение хорошенькой подавальщицы, вполне можно было проигнорировать, но мне почему-то очень не понравился ее взгляд в сторону писем, сложенных аккуратной стопкой на столе.

Вполне возможно, что все дело было в том, что я слишком много нервничала сегодня или в двух ментальных атаках, которые мне пришлось пережить меньше, чем за сутки, или в разыгравшейся паранойе, не знаю, но меня словно молнией прошибло, когда девушка слишком низко склонилась над столешницей.

Мне стало неуютно, по спине пробежался легкий морозец, несмотря на довольно теплую погоду. Встрепенувшись, я передернула плечами, поджала губы и принялась поспешно собирать разложенные на столешнице письма.

— Господин Свен желает что-то еще? — заискивающе улыбаясь, поинтересовалась подавальщица у Малкольма.

И ведь в обращении этой девушки не было ничего особенного. Малкольм, как и большинство работников «Голоса» частенько бывал в этой ресторации и не удивительно, что работники знают его не только в лицо, но и по имени, но все же, все же…

— Больше ничего не надо, — резко оборвала я подавальщицу, подвигая к себе тарелку с ароматной свиной вырезкой в окружении красиво разложенных свежих овощей. — Можете быть свободны.

Девушка как-то странно передернула плечами, недобро глянула в мою сторону, но послушно удалилась, не забыв на прощание широко и призывно улыбнуться Малкольму. А я решительно взяла в руки приборы, намереваясь отдать должное местной кухне. Но прежде, чем приступить к еде, скосила глаза на Малкольма и едва не поперхнулась, натолкнувшись на его насмешливый взгляд.

— Чем она тебе не угодила? — поинтересовался дядюшкин секретарь. — И только не говори, что вдруг резко возревновала.

— Кого? — натурально округлила глаза от удивления и тут же приняла совершенно независимый вид. — Тебя? Не льсти себе, господин Свен, — я сделала ударение на его имени, — вот уж кого-кого, а тебя я точно ревновать не буду. Никогда.

— И правильно, — все с той же противной улыбочкой, кивнул Малкольм, тоже берясь за приборы, — поскольку мое решение так и остается неизменным. Я не женюсь на тебе, Рианна. Никогда.

— Это я ни за что не выйду за тебя замуж, — фыркнула в ответ и принялась с особым ожесточением терзать мясо ножом.

— Вот и замечательно. И я надеюсь, этот вопрос мы прояснили, и никаких недоразумений не будет?

— Дядя об этом скажи.

— Говорил и неоднократно. Мне кажется, господин Сольер наконец-то смирился и больше не пытается нас поженить. Или он что-то говорил тебе по этому поводу? — на последней фразе голос Малкольма прозвучал озабочено.

— Ну, он так и не распрощался с идеей как можно скорее спихнуть меня замуж, — я пожала плечами и сунула в рот кусочек свиной отбивной. Зажмурилась от удовольствия и едва не застонала, но вовремя вспомнила, что нахожусь в общественном месте и обязана вести себя, как благовоспитанная барышня. — И периодически пытается найти мне подходящего, по его мнению, жениха, но… о свадьбе с тобой больше не заговаривает.