Голос внутри меня

Фил не сказал ни слова, но страх, промелькнувший в его взгляде, убедил Фроста в том, что он прав. У Руди есть «Кадиллак». Схватив телефон и поспешив сообщить в штаб поисков новую информацию, он стал спускаться с крыльца. Здесь ему больше делать нечего. Он по горло сыт пьянчугой, который закрывает глаза на чудовищные поступки братца.

Однако едва Истон повернулся спиной к двери, как раздалось ошеломленное бормотание:

– Бог мой.

Фрост обернулся.

– В чем дело?

– Ни в чем, – быстро ответил Фил, но при этом судорожно сглотнул и уставился на трещины в бетонном полу крыльца.

Фрост вспомнил, что на спине белая рубашка пропитана кровью Марии. И понял, что этого зрелища Фил вынести не смог. Одно дело знать, что твой брат убийца. И другое – увидеть кровь жертвы, умершей всего несколько часов назад.

– Да, это его рук дело, – тихо сказал Фрост. – Он перерезает им горло. Ты не представляешь, сколько вытекает крови.

У Фила задергался левый глаз. И он шумно задышал через нос.

– Ты хочешь мне что-нибудь сказать?

Фил открыл рот и тут же захлопнул его. Фрост ждал, гадая, сломается ли тот, но Фил хранил молчание. В конечном итоге Истон раздраженно хмыкнул и пошел дальше. Он уже открыл дверь «Субурбана», когда сквозь шум дождя услышал возглас Фила:

– Эй!

Он повернулся. Фил вышел из дома на крыльцо. Он стоял, уперев руки в бока. Ветер трепал майку на его тощем теле.

– Эй, я не лгал тебе! – крикнул он. – Я не следил за тобой.

Прежде чем Фрост успел задать хоть один вопрос, Фил повернулся, влетел в дом и захлопнул дверь. Истон сел в машину и некоторое время сидел, вслушиваясь в стук дождя по лобовому стеклу. Он прокручивал в голове слова Фила и наконец услышал, как тот голосом выделил последние слова:

«Я не следил ЗА ТОБОЙ».

Фросту стало плохо – в последний раз он чувствовал себя так в тот день на Оушн-Бич. Навалился удушающий страх. И дикое отчаяние.

Он понял. Все понял.

И из памяти зазвучал другой голос. Голос Гильды Флорес, матери Нины:

«Они с Ниной были неразлучны. Как мы с ее матерью. Мы с ней забеременели одновременно, Нина и Табби были для нас первенцами, так что мы очень сблизились».

Фрост схватил альбом с рисунками Хоуп. Ему очень хотелось ошибиться. Не может быть, чтобы Руди Каттер узнал правду. Не может быть, чтобы тот понял, что у Истона есть уязвимое место, – ведь оно запрятано так глубоко, что он сам боится признаться себе в этом. Ему хотелось верить, что это невозможно. Но он напомнил себе, что судьба умеет делать подлости. Что судьба мерзавка.

«Не превращай это дело в личное, инспектор».

«Поздно».

Фрост переворачивал хрупкие страницы альбома. Он читал имена, написанные под каждым рисунком. Десятки имен, даты, растянувшиеся на несколько лет. Матери и младенцы. Матери и дочери. Матери и жертвы.

И нашел.

«Кэтрин и Табита».

Каттер охотится за Табби.

Глава 45

Руди сидел в старом «Кадиллаке» в двух кварталах от гавани. Он сидел здесь уже несколько часов и сквозь темноту и пелену дождя смотрел на жилое здание на противоположной стороне улицы. Близился рассвет воскресенья, но день обещал быть пасмурным, без восхода, только с унылыми черными тучами. Вести наблюдение помогал только свет уличных фонарей. Скрытые темнотой, яхты оставались невидимыми.

Одежда так и не высохла. Она была покрыта грязью и кровью. Ему с большим трудом удалось сбежать с кряжа. Копы спускались по склонам, как рой саранчи, и даже в тумане он едва смог проскользнуть мимо них на пути к парковке у колледжа Скайлайн. Луч прожектора с вертолета осветил «Кадиллак» всего через пару секунд после того, как он забрался внутрь.

Он же не дурак. Понимает, что у него осталось мало времени. Его же все ищут.

Улица вокруг была пуста. В окне третьего этажа зажегся свет, и за шторами появился силуэт. Руди поднял бинокль, но ничего не увидел. Еще ночью, часа два назад, брат Истона вышел из дома, а после этого окна оставались темными. До настоящего момента. Значит, она встала. В ресторанном деле выходных не бывает. Скоро она пойдет на работу.

Руди взял с заднего сиденья пальто и достал из рюкзака все, что ему могло понадобиться. Тазер. Нож. Скотч. И часы Марии, уже разбитые, со стрелками, застывшими на три сорок две. Их он положил в правый карман пальто. Итак, он готов. Руди устремил взгляд на лестницу, ведущую от парадного на тротуар, и стал ждать.

Странно. Он больше не чувствует себя живым. Оцепенение, которое определяло всю его жизнь в течение многих лет, вернулось. Когда он полоснул ножом по шее Нины Флорес, он ощутил такой же кайф, как от чистого героина. Хоуп была Ниной; Нина была Хоуп. Он наконец-то смог покарать свою жену за то, что она сделала с их дочерью. Потом, после каждого убийства, он жил предвкушением идеального момента насилия. Это стало наркотической зависимостью.

Но сейчас он чувствует пустоту. Кайф прошел.