Голоса

«Ах, как вы бесконечно наивны, ваше величество! — поразился наш «Шульгин». — Бесконечно! Как же ему строить куры Александре Фёдоровне, когда вы путаетесь под ногами? Ну, и зная, что Матильда Феликсовна в это время тоже не будет сидеть сложа руки… Пустое, всё пустое! Хотел спросить вас, государь: можно ли некрещёному еврею присутствовать на пасхальной службе? Я ведь и правда даже не крещён…»

«Я могу вас крестить прямо сейчас, если никакой иной возможности вы не видите», — пробормотал я.

«Нет, нет! — испугался Герш. — Очень польщён, только наш эксперимент закончится, а мне с этим крещением что делать? Но на службу собираюсь пойти. А когда возгласят: «Христос воскресе!», буду скорбно молчать. Потому что воскрес ли воистину сей удивительный и талантливый ребе, я не знаю. Вы мне не возбраните?»

«Не возбраню… Постойте, дайте догадаюсь: вы… не совсем трезвый?» — сообразил я вдруг. Правда, и соображать не надо было: початая бутылка красного вина стояла на подоконнике.

«Да нет же! — возразил Борис. — Два бокала. Ну, три… Что такое два бокала вина для иудея, да ещё в Шаббат? Норма! Даже если и три… А широк русский человек, правда? Включая и русского иудея: и Шаббат хочет соблюсти, и в Храм Божий попасть. Так сказать, и гефилте фиш съесть, и… но опустим скабрёзности в духе Кристофера Ишервуда, которого я сегодня видел во сне и даже гладил белым крылом по голове…»

Вздохнув, я попрошался с «русским иудеем»: не то чтобы я брезгую «употребившими» людьми, но всерьёз с ними разговаривать невозможно ни о чём. Вернулся в девятый номер.

В номере мой телефон сигнализировал о новом сообщении. Сообщение было от Насти.

Ivan told me that you are sharing the same two bed hotel room with Matilda. Is it true?! Not that I care but — are you aware of what you are doing?! You must reply me — at once! IMMEDIATELY![143]

«Ага, конечно, — проворчал я, отключая телефон и подходя к единственному окну. — Немедленно. Тут же. Только свистни. Ты ведь сама, голубушка, мне объявила, что тебе нужен жаворонок — вот и поищи себе жаворонка! Верно пишешь: тебе-то что за дело? С этого и надо начинать, этим и заканчивать…»

«И какая болтливая сорока, любопытно, принесла Ивану новость на своём хвосте, неужели еврей с белорусом? — продолжал я думать. Нелепая, но тревожная догадка пришла мне в голову: — Неужели Ада, поражённая тем, как мы распределились по номерам, теперь перебаламутила всю группу на предмет того, что и меня, старого патриархального абьюзера, надо «свергнуть», а не только Бугорина? Не этим ли объясняется конспиративное поведение тех двоих? Не по этой ли линии раскололась лаборатория? Ой, да ради Бога! Делайте что хотите…»

За моей спиной открылась и закрылась дверь: Марта вышла из душа.

[17]

Здесь автор должен сделать паузу и пояснить, как появились два последующих фрагмента под номерами 18/1 и 18/2. Оба эти фрагмента являются двумя разными вариантами последующих событий.

Андрей Михайлович рассказал мне, что произошло дальше. Я же нашёл его рассказ не вполне правдоподобным в одной версии реальности или, может быть, слишком откровенным в другой. Вот почему был написан альтернативный фрагмент. Я вовсе не собираюсь признаваться читателю, какая из двух редакций соответствует рассказу Могилёва и какая является художественным вымыслом. В любом случае, даже если читатель и определит это самостоятельно, я должен оговориться, что не имею ни малейшего представления о степени достоверности переданного собеседником. Возможно, именно мой «вымысел» является большей правдой, чем «историческая версия». У моего историка в этом конкретном случае имелись причины оказаться не вполне достоверным, а у меня есть причины оставить в тексте романа оба фрагмента. Эти причины становятся ясны ниже.

[18/1]

— Марта вышла из душа в каком-то простеньком банном халатике. (Кстати, вполне приличном, но этот её домашний вид меня поразил и ужаснул: вот, девушка уже не стесняется ходить при мне в халате! А что дальше будет?)

Застыла. Недоумённо, почти страдальчески подняла брови. Спросила:

«А зачем вы раздвинули кровати?»

«Как это — зачем?» — опешил я.

«Ну так — зачем? — она прошла к своей койке, присела на неё. Принялась тереть мокрую голову полотенцем. Отложила полотенце в сторону. — Неужели вы думали, что я вас заподозрю в… Знаете, это даже обидно — то, что вы считаете, будто я так плохо о вас думаю!»

Какой абсурдный разговор! Вот меня обвиноватили без всякой вины — и за что?!

«Марта Александровна, но, в самом деле!.. — запротестовал я. — Это ведь простой здравый смысл…»

«Какая я вам «Александровна»! — возразила девушка почти гневно. — Какой ещё здравый смысл?»

«Такой, — принялся я объяснять, сгорая от стыда, конечно, — что мы, мужчины, устроены несколько иначе и хуже владеем своими физиологическими импульсами, и… да неужели не ясно!»

Представьте себе моё положение, милостивый государь! Своей собственной студентке объяснять эти вещи! Дай вам Бог, чтобы вы никогда, никогда не оказались в похожей ситуации.

Марта замерла секунды на три, полуоткрыв рот, глядя на меня.