Голоса

Молча мы вернулись в свой номер, где я заснул, даже не успев раздеться. У меня не было сил идти в двенадцатый, стучаться к моим студентам и просить меня приютить где-нибудь на полу. Ах да: и Марта ведь тоже предупредила меня, засыпающего, что смертельно обидится, если я только попробую это сделать…

* * *

Собеседник замолчал и откинулся на спинку кресла, смежив веки.

— Это очень трогательная история — заметил автор. — Очень трогательная, но, кажется — простите меня великодушно! — кажется, не вполне правдоподобная.

Историк открыл глаза и уставился на меня с весёлым изумлением.

— Вот, например, сколько времени у вас занял путь от гостиницы до храма? — спросил я.

— Двадцать минут или, может быть, полчаса, обратно немного дольше, потому что шли медленней… Почему это важно?

— И неужели… о, извините ещё раз! — оговорился я. — Говорю без всякого желания поймать вас на противоречиях. Но… вы позволите?

— Да, конечно! — подтвердил Могилёв.

— Я всего лишь хотел спросить: неужели девушка, которая стёрла ноги в кровь, была способна пройти пешком всё это расстояние в домашних тапочках?

— Не обе ноги, а только пятку на одной ноге, — возразил собеседник. — У этих босоножек не было задника и они не могли натереть ногу, о чём я, кажется, уже вам говорил…

— Я понимаю ваши причины, Андрей Михайлович: они такие рыцарские, такие возвышенные…

— Вам кажется, что я что-то скрыл?! — поразился он. — Исказил реальность?

— Нет, нет, Боже упаси! — запротестовал я. — Даже если и так, в вас за это никто не кинет камня…

— Ну, вот и я так думаю, — подтвердил историк.

— … Но предчувствую, — закончил я мысль, — что читатель будет немного разочарован.

Могилёв хмыкнул.

— А какое мне дело до вашего читателя и его нелепых фантазий? — спросил он с юмором.

— Вам, действительно, никакого, — согласился я. — А вот книге надо продаваться…

— Что же вы предлагаете?

— Позвольте мне написать вторую версию событий того вечера! — попросил автор. — И я бы вставил её в текст как «альтернативную гипотезу». Пусть именно читатель гадает, чтó на самом деле произошло.

— Тут и гадать не надо: то, что я вам рассказал, и есть чистая правда, полная, без изъятий… Воображаю себе эту «гипотезу», однако!

— Я покажу вам текст второй версии и без вашего разрешения включать её в роман не буду, — пообещал я.

— Мне-то зачем? — поразился Могилёв. — Отправьте его Марте!

— Марте?!

— Ей, кому же ещё! Я дам вам адрес её электронной почты. И если уж она не возбранит вашу «историческую фикцию» — вот ещё глупость придумали! — тогда будь по-вашему.

Как вы можете уже догадаться, Марта Александровна не возбранила моё отступление от исторической правды, в связи с чем и появился следующий фрагмент за номером 18/2.

[18/2]

Предупреждение от автора: тем, кого устраивает версия событий, изложенная во фрагменте 18/1, читать 18/2 совершенно не обязательно.

— За моей спиной раздался шум открываемой двери: Марта вышла из душа.

Назвать её Мартой оказалось бы ошибкой, конечно. На девушке было новое платье, приталенное, расширяющееся книзу, оставляющее открытым плечи и шею, почти полностью белое, но с тёмно-красной каймой по подолу. Губы она чуть тронула помадой, веки — тенями и ресницы — тушью.

Иными словами, это была Матильда Феликсовна собственной персоной. Или, может быть, особый, невиданный сплав их обеих: девять частей Матильды и одна — Марты, так, как это происходит в бронзе, где девять частей меди и одна олова дают амальгаму с не бывшими ранее качествами металла. Я, обернувшись, так и застыл на месте.

«Вам нравится моё платье?» — спросила девушка тихо, серьёзно — или почти серьёзно: краем губ она всё же улыбалась.

«Очень необычное», — ответил я, не говоря ни «да», ни «нет».

«Неужели? — она склонила голову набок. — А знаете ещё кое-что? В Иерусалиме уже был полдень. Уже сошёл Благодатный Огонь, уже совершилось чудо. Христос воскресе!»

«Воистину воскресе, — пробормотал я. — Христосоваться[145], наверное, всё-таки не будем…»

Матильда звонко рассмеялась и бесстрашно подошла ко мне. Протянула мне какую-то бумагу.

Я, взяв, развернул её. Это было моё собственное письмо, написанное ей от имени последнего государя где-то две недели назад, в начале апреля. «Что бы со мною въ жизни ни случилось…» и далее по тексту. Как много времени прошло с тех пор! Целая вечность…

«Ваше величество, вы признаёте всё, что вы здесь написали?» — спросила меня девушка.

Я ещё раз перечитал текст. Ничего крамольного, кажется… Кивнул.

«Всё-всё? — уточнила она. — До последнего слова?»

«Ну да, а как же!»

«В таком случае… можно мы просто сядем и посидим немного?» — попросила она.

Мы так и сделали: я присел на свою кровать, а она — на свою. Целую минуту, наверное, мы сидели и смотрели друг другу в глаза. Как много любви было в этих карих глазах напротив!

«Ники, — шепнула девушка, — ты будешь так добр пойти проверить, заперта ли дверь? Хотя нет, я сама это сделаю…»