Читаем Голоса деймонов полностью

Один из признаков хорошей поэзии (не единственный, но все равно верный) — то, насколько хорошо она запоминается. Лирика Блейка, в особенности та, что входит в сборник «Песни невинности и опыта», проходит это испытание с блеском. Кому еще удавалось высказать нечто настолько же простое и одновременно глубокое в таких незабываемых словах, как Блейку в его «Больной розе»?

О роза, ты больна!Во мраке ночи бурнойРазведал червь тайникЛюбви твоей пурпурной.И он туда проник,Незримый, ненасытный,И жизнь твою сгубилСвоей любовью скрытной[79].

У меня был студент, которому удалось перевести это стихотворение на голландский. Получилось идеально, почти слово в слово.

Как писать фэнтези правдоподобно

Фэнтези, реализм и вера

Заявление о том, что фэнтези — просто груда старого мусора, если только она не служит целям реализма

Спасибо, что пригласили меня, и спасибо, что продемонстрировали мою самую любимую добродетель. Самая важная из добродетелей — это, конечно, Милосердие, но лично я больше всего наслаждаюсь обществом Надежды. Очевидно, пригласив меня выступить на конференции на тему религии, вы надеетесь, что мне есть что сказать. Я, несомненно, тоже на это надеюсь, но в моем случае надежда сдерживается опытом, тогда как ваша еще совсем юна, энергична и не потрепана жизнью. Я постараюсь тоже не слишком ее потрепать.

Название этой конференции — «Вера и фэнтези» — отсылает нас к третьей великой христианской добродетели. И тут же нас поджидает первое разочарование: вынужден признаться, что хотя я определенно что-то знаю о фэнтези и совсем немного о надежде и милосердии, мне почти ничего не известно о вере. Я не в состоянии поведать вам, ни как обрести ее, ни как это ощущается, когда она у вас есть. И поэтому мне пришлось крепко подумать над тем, что бы такого вам сказать и чтобы оно при этом а) не повторяло слишком уж явно то, что я уже говорил раньше; б) имело хоть какое-то отношение к вашему предмету; в) не наступало бы слишком явно на хвост тому, что я собираюсь писать дальше. Если я болтаю о том, о чем буду писать, оно исчезает. Болтать о том, что уже написано, куда безопаснее.

И вот в процессе размышления обо всех этих вещах я с большой пользой для себя прочел Дона Кьюпитта, видного исследователя христианской теологии и религиозного философа. Ему есть что сказать об историях и том, как они могут помочь нам понять совершенно бесформенный поток жизни. Даже когда он упрекает меня за чрезмерную приверженность к сверхъестественному, его слова все равно стоят внимания.

Однако в названии конференции фигурируют не абы какие истории, а именно фэнтези. Меня очень беспокоит тот факт, что фэнтези мне в общем-то безразлично. Я уже попадал из-за этого в неприятности: учитывая, что жанр, в котором я пишу, считается фэнтези, мне полагалось бы быть его защитником. Но я начал писать фэнтези не потому, что был заядлым его читателем и пожизненным фанатом орков, эльфов и выдуманных языков. Если вы большой любитель Толкина, должен предупредить, что немного позднее я намерен довольно сурово высказаться насчет «Властелина колец». И к своим «Темным началам» я приступил нерешительно, с большими сомнениями, и очень удивился (причем не самым лестным для себя образом), когда мое воображение буквально расправило крылья, очутившись в мире, где у каждого человека есть личный деймон, белые медведи куют доспехи, а шпионы ростом в три дюйма разъезжают на стрекозах.

Оно действительно обрело свободу. Неким странным образом — и мне до сих пор неудобно это признавать — я даже почувствовал, что вернулся домой. Здесь я был в прочном контакте со всем, из чего черпал силу; здесь сам воздух, которым я дышал, был полон знакомых и блаженных ароматов; ноги мои прочно стояли на земле, в которой покоились кости предков; звучащий кругом язык был тот самый, на котором я говорил, думал и видел сны; здесь все манеры и обычаи были мне родные — но вы и сами прекрасно знаете, что такое дом. Так вот, этот мир был домом, как ни один другой, о котором мне когда-либо довелось писать, — даже Лондон конца XIX века, который я знаю достаточно хорошо. Это был даже больше чем дом, что несказанно меня удивило, ошеломило и застигло врасплох.

Перейти на страницу:

Все книги серии Золотой компас

Похожие книги

Мохнатый бог
Мохнатый бог

Книга «Мохнатый бог» посвящена зверю, который не меньше, чем двуглавый орёл, может претендовать на право помещаться на гербе России, — бурому медведю. Во всём мире наша страна ассоциируется именно с медведем, будь то карикатуры, аллегорические образы или кодовые названия. Медведь для России значит больше, чем для «старой доброй Англии» плющ или дуб, для Испании — вепрь, и вообще любой другой геральдический образ Европы.Автор книги — Михаил Кречмар, кандидат биологических наук, исследователь и путешественник, член Международной ассоциации по изучению и охране медведей — изучал бурых медведей более 20 лет — на Колыме, Чукотке, Аляске и в Уссурийском крае. Но науки в этой книге нет — или почти нет. А есть своеобразная «медвежья энциклопедия», в которой живым литературным языком рассказано, кто такие бурые медведи, где они живут, сколько медведей в мире, как убивают их люди и как медведи убивают людей.А также — какое место занимали медведи в истории России и мира, как и почему вера в Медведя стала первым культом первобытного человечества, почему сказки с медведями так популярны у народов мира и можно ли убить медведя из пистолета… И в каждом из этих разделов автор находит для читателя нечто не известное прежде широкой публике.Есть здесь и глава, посвящённая печально известной практике охоты на медведя с вертолёта, — и здесь для читателя выясняется очень много неизвестного, касающегося «игр» власть имущих.Но все эти забавные, поучительные или просто любопытные истории при чтении превращаются в одну — историю взаимоотношений Человека Разумного и Бурого Медведя.Для широкого крута читателей.

Михаил Арсеньевич Кречмар

Приключения / Публицистика / Природа и животные / Прочая научная литература / Образование и наука
Кланы Америки
Кланы Америки

Геополитическая оперативная аналитика Константина Черемных отличается документальной насыщенностью и глубиной. Ведущий аналитик известного в России «Избор-ского клуба» считает, что сейчас происходит самоликвидация мирового авторитета США в результате конфликта американских кланов — «групп по интересам», расползания «скреп» стратегического аппарата Америки, а также яростного сопротивления «цивилизаций-мишеней».Анализируя этот процесс, динамично разворачивающийся на пространстве от Гонконга до Украины, от Каспия до Карибского региона, автор выстраивает неутешительный прогноз: продолжая катиться по дороге, описывающей нисходящую спираль, мир, после изнурительных кампаний в Сирии, а затем в Ливии, скатится — если сильные мира сего не спохватятся — к третьей и последней мировой войне, для которой в сердце Центразии — Афганистане — готовится поле боя.

Константин Анатольевич Черемных

Публицистика
1991: измена Родине. Кремль против СССР
1991: измена Родине. Кремль против СССР

«Кто не сожалеет о распаде Советского Союза, у того нет сердца» – слова президента Путина не относятся к героям этой книги, у которых душа болела за Родину и которым за Державу до сих пор обидно. Председатели Совмина и Верховного Совета СССР, министр обороны и высшие генералы КГБ, работники ЦК КПСС, академики, народные артисты – в этом издании собраны свидетельские показания элиты Советского Союза и главных участников «Великой Геополитической Катастрофы» 1991 года, которые предельно откровенно, исповедуясь не перед журналистским диктофоном, а перед собственной совестью, отвечают на главные вопросы нашей истории: Какую роль в развале СССР сыграл КГБ и почему чекисты фактически самоустранились от охраны госбезопасности? Был ли «августовский путч» ГКЧП отчаянной попыткой политиков-государственников спасти Державу – или продуманной провокацией с целью окончательной дискредитации Советской власти? «Надорвался» ли СССР под бременем военных расходов и кто вбил последний гвоздь в гроб социалистической экономики? Наконец, считать ли Горбачева предателем – или просто бездарным, слабым человеком, пустившим под откос великую страну из-за отсутствия политической воли? И прав ли был покойный Виктор Илюхин (интервью которого также включено в эту книгу), возбудивший против Горбачева уголовное дело за измену Родине?

Лев Сирин

История / Образование и наука / Документальное / Романы про измену / Публицистика