– Ну, типа, – произнес он. – Я вернулся сюда, в эту систему. На позывные никто не отзывался, эфир мертвый. Я дальними маршрутами, сторонкой подобрался к этой станции. Вот тут жизнь кипела. Последний живой кусочек во всей драной системе. Едва я успел пристыковаться, как кораблик мой взяли штурмом. Здесь был блатной народ, кореша. Немного, десятка полтора. Но все при пушках. Крыши у них посрывало. Требовали, чтобы я их немедленно брал на борт и валил. Полтора десятка – это много, а корабль не заправлен, жизнеобеспечение почти на нуле. Спятили они, реально. Вышвырнули меня и пассажиров, набились в корабль, как крысы в бочку, и стартовали. Не знаю куда. Гипер разряжен, жизнеобеспечения меньше чем на сутки. Самоубийство. Правда. Не знаю, где они. Сдается мне, типа, с ними уже никто не встретится.
– Ясно, – протянул Роуз. – А ты, значит, остался.
– Так и есть, – вздохнул толстяк. – Пришел немного в себя. Тут паника, дурдом. Беженцы, бабы какие-то, голодные работяги. Я кого мог, типа, вразумил, сколотил тут вроде отряда для охраны порядка. И поставил всех на ремонт. Как-то разобрались немного, техников тут валом, только с резервами и запчастями плохо. Ну и поняли мы, что все. Помощи ждать неоткуда. Закари пала. Это стопудово. Тут, в нашей системе, все глухо. У меня мало оборудования связи и слежения, оно недальнобойное, но какие-то шевеления вижу. Какие-то корабли шныряют по системе, но не выходят на контакт. Думаю, скоро они придут сюда. За нами. День, два – больше нам не протянуть. Одна надежда, что Союз или, черт возьми, Минджу схлестнутся с этими гадами, отвлекут на себя и, объединившись, наваляют им по эти самые.
– Поэтому ты хочешь как можно быстрее всем растрепать об этой заднице. – Роуз кивнул. – Чтобы кто-то побыстрей оттянул на себя все атакующие силы. Понимаю. Хороший план.
– Вроде того, – быстро согласился Кхан.
– Ага. – Алекс снова кивнул и тут же, сделав шаг к контрабандисту, рявкнул в его пожелтевшее лицо. – Кто в углу? Ну? Кто там у тебя валяется? Тот, о ком я думаю, ну?
Контрабандист попятился, на его лысине выступили крупные капли пота.
– Тише, – сказал он. – Тише! Он не опасен. Это Хикка. Он болен.
Роуз захлопнул забрало, резко повернулся и шагнул в темный угол, грохоча железными ботами. Он включил наплечный прожектор, и ослепительный луч осветил угол, заваленный пластиковыми скамейками. На верхней скамье, как на столе в операционной, лежал худой человек, прикрытый тонким серым одеялом. Наружу торчала только голова. Узкое сухое лицо, осунувшееся, пожелтевшее, волосы редкие, давно не мытые, свалявшиеся. На подбородке – щетина. Глаза закрыты. Но видно, как зрачки мечутся там, под веками, как ополоумевшие крысы.
– Кэп, – с тревогой прогудел из-за спины Кадж, – не подходи близко.
Алекс резко обернулся к контрабандисту. Тот остался стоять у стола, бессильно опустив руки и склонив голову.
– Ну? – требовательно спросил Роуз. – Что с ним?
– Когда мы вернулись, – глухо отозвался Кхан, – он был тут, на станции, и был в порядке. Но потом вроде как приболел. Ничего такого медицинский сканер не нашел. Но вроде как у него повреждение мозга. Вернее, нейронных связей. Часть недоступна. Вроде как не все системы работают. Сказать точнее – тут настоящая медицина нужна да спецы по мозгу. Хотя бы полевой набор военных. А у нас…
– Кадж, – бросил Роуз через плечо, – отсканируй его. Полную картину сразу Акке.
Оружейник двинулся в темный угол поближе к пациенту, но не сразу. Промедлил едва заметный миг. Алекс же сделал пару шагов обратно, вплотную подойдя к контрабандисту.
– Дальше, – потребовал он. – Что произошло дальше?
– Да ничего особенного, – вздохнул Кхан. – Но потом я нашел Муна. Ему есть чего сказать. Я, честно, не особо его понимаю, но ясно, что дело важное.
Алекс обернулся к дедку в древнем защитном комбезе. Тот, невозмутимо сложив руки на груди, рассматривал Каджа, водившего руками над Хиккой и сканировавшего его тело встроенными в скафандр датчиками.
– Мун, – позвал Роуз. – Эй!
Старик обернулся, поднял руку, отбросил со лба отросшие седые волосы. Его лицо, хоть и морщинистое, было живым, а в глазах светилось откровенное любопытство. На его щеках уже начала отрастать седая щетина, почти незаметная на фоне бледной кожи.
– Простите, – приятным поставленным голосом сказал он. – Увлекся. Профессиональное любопытство, знаете ли. Нечасто доводится участвовать в исторических событиях.
– Так, – сказал Роуз, – давайте сначала. Вы кто?
– Доктор Эраза Мун, – представился старик, прижав ладонь к жесткому серому нагруднику. – Научный сотрудник астрофизического факультета Закарианской академии. Здесь я работал по контракту в передвижной исследовательской лаборатории мониторинга пространства. Знаете, что это такое?
– Э-э-э, – отозвался Роуз, – не совсем понимаю, какое значение вы вкладываете в слово «мониторинг»…