Голоса надежды

Как наступит ночь — нагрянут бедрецы,
Голохвостые, проворные мальцы.

Тут хозяин — быстро к печке, не плошай,

Пирогами их с вязигой угощай.

Медовухи, сероглазым, им налей,

Если ставленница есть — не пожалей.

Как нажрутся гости серые от пуз,

Так на стол, давай, неси скорей арбуз.

В астраханский бок ему ты нож всади,

Кровь польется, режь быстрее, не щади.

Коль попросят водки, ты не поскупись

И в трактир скорей, хозяин, снарядись.

Если серые довольными уйдут,

Так считай, теперь спокойно будет тут.

Ну, а если принимал их кое-как,

На себя пеняй, отважный ты дурак.

Эти серые с нахрапом бедрецы —

Бесы мелкие, такие подлецы.

С виду мыши — только нас не обмануть,

Мы их серую улавливаем суть.

Бедреца мы все ругаем невпопад —

Сукин сын, перченый бок, чертовский брат.

Бедреца мы все боимся как огня,

Ночью он хохочет, прыгает, звеня.

Если поля ты услышал тяжкий стон,

То бедрец шальной куражится на нем.

Если утром полегла тугая рожь,

Там копытце бедреца всегда найдешь.

Кто косички заплетает лошадям?

Кто дорогу вечно путает дядьям?

Кто в болото заведет? Подпалит сноп?

Бедрецово семя, проклятый укроп!

Ты крестьянчик–христианчик не рядись,

С бедрецом, скорей, хозяин, подружись.

Выйди в поле, бухнись в ножки бедрецу,

Как бы кланялся ты, дурень, мудрецу.

От его косматой лапки не беги,

А напротив, все почтительно пожми.

И тебе бедрец расскажет без понтов,

Как добыть, не прогибаясь, сто рублев.

Как к себе расположение снискать,

Дочь кривую за купца быстрей отдать.

Ты же знаешь, как лютует сука–жизнь,

Так что лучше с бедрецами подружись.

И во всем совета слушай бедрецов,

Как родных ты прежде слушался отцов.

МИШКА

Омертвевшим парком прохожу я,
Попирая меркнувшую медь,
А на лавочке сидит, тоскуя,
Позабытый плюшевый медведь.

И блестят две пуговицы темных,

Мишке заменяющих глаза,
И из этих пуговиц огромных
Катится дождливая слеза.

Голоса детей слышны из сада —

Прошлой жизни золотая спесь.
Кажется: играет где-то рядом
Тот, кто мишку позабросил здесь.

Только к прошлой жизни нет возврата,

И печален нынешний итог —
Лавочкой пустой и мрачноватой
Наказал медведя хмурый Бог.

Людмила ЗАЙЦЕВА

Я ВЕРНУСЬ

Когда я пришла к ним в тот вечер, Лидия Михайловна была взволнована:

— Ирочка! Лена познакомилась с… — она замялась, подыскивая слово. — С мужчиной.

— Ну и что? — пожала плечами я. — Давно пора.

— Вы не понимаете, Ирочка. Это не просто мужчина. Он композитор!

Я молчала, не понимая волнения своей собеседницы.

— Как же они познакомились? — наконец, спросила я.

— На каком-то дурацком концерте. Я не возражаю, чтоб Лена на них ходила, но обычно мы ходим вдвоем, а в тот раз она пошла одна, я плохо себя чувствовала, и вот…

Наступила пауза.

— Вы говорите — композитор? Ну и что же он пишет — симфонии, оперы?

— Не смейтесь, Ира, на моем месте вам было бы не до смеха. Ничего он не пишет, бросил консерваторию на третьем курсе, теперь работает дворником. То есть может и пишет, но я не знаю.

— Вы — и не знаете? — улыбнулась я.

— Ирина! Я не желаю продолжать разговор в таком тоне! Я вижу — вас это забавляет, не более того.