Голоса Памано

– Он умер, Элизенда, – сказал он ей.

– Кто?

– Каудильо. Мне очень грустно.

– А где Мамен?

– Не знаю, ее нет дома.

Ну конечно, трахается с любовниками своих подруг.

– Известие верное?

– Мне это известно из первых рук. Я был в клубе, и там… В общем, там были люди, у которых есть прямой выход на Пардо. Ты ничего не знала?

– Нет.

– Мне страшно думать о том, что может произойти.

Тебе должно быть страшно с такой женой, а не за страну, которая пребывает во власти сна.

– И что, ты думаешь, может произойти?

– Не знаю. Революция. Акты мести. Люди выйдут на улицу.

– Да нет, что ты. Успокойся.

– Как ты думаешь, может быть, стоит забрать деньги из банка?

– Давно следовало перевести их за границу. – Элизенда говорила невозмутимым тоном, полностью соответствующим теме беседы.

– Но у меня даже в мыслях ничего такого не было!

– Ты не знал, что Франко не вечен?

– Каудильо не вечен, но режима-то это не касается.

– А что слышно о короле?

– Это решение каудильо.

У Элизенды не было никакой уверенности в том, что со смертью диктатора жизнь его сторонников не изменится. Она ничего не знала наверняка. Скорее интуитивно, чем из холодного расчета, в последнее время она шаг за шагом, от услуги к услуге дистанцировалась от гражданских губернаторов и министров-фалангистов, сделав выбор в пользу министров из Опуса, с которыми постепенно связала себя узами дружбы на всю оставшуюся жизнь.

– Что-то, несомненно, изменится, Рикардо.

– Я знаю, у тебя есть связи и хорошие источники информации…

Что это люди себе вообразили, что я каждую неделю обедала с Франко?

– Да нет, нет у меня особых источников информации. Единственное, что я могу тебе сказать, так это что волноваться не следует, я уверена, что правительство держит ситуацию под контролем.

Положив трубку, сеньора Элизенда Вилабру услышала подозрительный звук. Хотя в конце ноября все окна были плотно закрыты, она совершенно отчетливо различила возмутительный, провокационный, непочтительный и внушающий тревогу звук, происхождение которого она безошибочно установила: такой звук издает пробка, вылетающая из бутылки шампанского. В доме Фелисо праздновали смерть Франко. У них тоже были свои источники информации.

Наутро следующего дня, пробежав глазами первую страницу газеты, лежавшей на стойке таверны Мареса, Жауме Серральяк сказал ну наконец-то Франко умер, пойду-ка напьюсь шампанского, боже мой. И посмотрел на дом Грават другими глазами. Потом отправился в мастерскую с бутылкой шампанского, которую купил у хозяина таверны, чтобы успеть выпить ее до того, как отец, уже несколько лет не заходивший в мастерскую, напомнит ему о его долге перед семейством Вентура. Он откупорил бутылку, порадовавшись звуку вылетевшей пробки, взял давно сделанный отцом и спрятанный в мастерской эскиз и начал вырезать памятное изображение, которого давно заслуживал Вентурета: крест наивысшей категории с исходящими от него лучами, а также голубя Манела Льюиса. Закончив, он позвал жену и дочь, показал им новое надгробие, и втроем они выпили за долгожданный конец чудовища и за новые дни под небом, которое отныне всегда будет голубым и чистым, даже если пойдет дождь.

Той ночью, после звонка Рикардо Тены, Элизенде Вилабру снилась месть семейств Фелисо, Вентура, Маури и пробки, вылетающие из бутылок шампанского, которые откупоривали те, кто вновь обрел надежду. И она с удивлением обнаружила, что поднимает тосты с незнакомыми людьми и совершенно естественным образом разделяет с ними радость. Будущее принадлежит будущему, говорила она себе во сне. Спустя месяц, когда ей намекнули, что не следует игнорировать прием в губернаторском дворце, небо над Тореной, тяготясь неопределенностью момента, исходило бесконечными слезами. Сьо положила почту на сервировочный столик и привезла его в столовую. Даже не пригубив чая, сеньора принялась вскрывать корреспонденцию с нетерпением, которое овладевало ею всякий раз, когда ей приходилось сталкиваться с чем-то неизбежным. Тринадцать писем из банков, два ожидаемых приглашения на торжественные мероприятия, открытка от Марсела из Стокгольма, город очень красивый, совещание завтра, похоже, наше предложение их заинтересовало, и какой-то странный конверт, который тут же насторожил ее. Обычного размера, сероватого цвета, со штемпелем Сорта и без адреса отправителя. Она было взяла его со столика, но потом положила обратно. Налила себе чаю и взяла нож для разрезания бумаги. Сложенный втрое лист бумаги внутри тоже был сероватым, в тон конверту. Печатные буквы, но написанные карандашом.