Голоса Памано

Однако и Манел Карманиу, который за свою жизнь помог разродиться более чем двум десяткам коров, ничего не смог сделать. Когда они уже решили было, что, коль скоро ему все равно суждено умереть, пусть все-таки врач его посмотрит, так он, по крайней мере, не подохнет, как собака под забором, Вентура, этот безнадежный упрямец, все же умер, только чтобы избежать прихода врача.

В пять часов утра тело лейтенанта Марко начало коченеть. Мать семейства рыдала, низко опустив голову, а девочки заснули, обессилев от горя, положив головы ей на колени и видя во сне все несчастья мира; Манел Карманиу погладил кузину по голове и сказал Вентура, Жоан умер, надо известить об этом. Не знаю кого, но надо известить.

– Этому не бывать. – Женщина вскинула голову и вмиг превратилась в сильную и стойкую Вентуру.

– Но послушай… Жоан ведь умер… Ему уже ничего не смогут сделать.

– Ты знаешь, за что его искали?

– За все. Но теперь ему уже не смогут причинить зла. – Манел взглянул на Жоана, неподвижно лежавшего на кровати. – Кладбище – это его рук дело?

Мать Вентура кивнула. Потом голосом, исходящим из самого нутра страха, сказала но мне кажется, его не за это преследовали.

– Да ладно, нам же известно, что все они хотели, чтобы Жоан сгнил в тюрьме.

– Нет-нет, его искали из-за… Из-за другого.

– Из-за чего?

– Лучше тебе этого не знать.

– Я ведь твой кузен.

– Мы с Жоаном убили Валенти Таргу.

– Бог мой.

– Бога нет. Пришлось ждать целых девять лет, но в конце концов нам удалось с ним покончить.

– Бог мой.

Панический ужас помог Манелу Карманиу вырыть могилу глубиной в девять пядей. Плохо различая все вокруг из-за застилавших глаза слез, они вдвоем все утро копали землю, пока женщина, чьи руки превратились в одну огромную рану, не сдалась, а Манел продолжал рыть все глубже и глубже, до глубины в девять пядей, дабы ни одна собака, ни одна крыса, ни один фашист не смогли даже представить себе, что Жоан Вентура, известный как лейтенант Марко, преследуемый фашистами, заочно приговоренный к смерти, ненавидимый шайкой франкистов в своей деревне, умер от застрявшей у него в животе пули и покоится во дворе своего дома без могильной плиты и даже без начертанного на земле имени, которое могли бы ясными холодными ночами прочесть сияющие в небе звезды. Покоится ровно под тем местом, где хранится телега, возле сарая с конской упряжью, и если при жизни он все время убегал из дома, чтобы бороться за свои призрачные мечты, то теперь он навсегда останется под боком у своей женушки, неподвижный, холодный, но упокоившийся в мире и совсем рядышком со своими. А все остальные запомнят его живым, сильным, мятежным и таинственным.

Закопав могилу, они договорились никому ничего не говорить, и женщина ничего не сказала даже своим дочерям, которые в этот ранний час крепко спали в полном изнеможении. Впрочем, возможно, они вовсе и не спали, потому что на следующий день мать увидела, как Селия, не говоря ни слова и думая, что ее никто не видит, взяла Розу за руку, повела ее во двор и, не пускаясь ни в какие объяснения, прикрепила к стене сарая, как раз над могилой, крестик из двух пальмовых листьев. Хоть мать Вентура уже давно перестала верить в Бога, крестик она не тронула, потому что его повесили дочери, единственные родные люди, оставшиеся у нее в этой жизни. Ни мать, ни дочери никогда больше не заговаривали о произошедшем, даже когда случилась такая несправедливая смерть Розы, никогда… вплоть до того дня, когда к ним заявилась эта глупая, пухленькая, что-то разнюхивающая учительница с фотоаппаратом в руках и спросила а Вентура, когда он вернулся в третий раз?