— Слушайте, — окликаю я ее, когда она уже собирается сесть в свой красный пикап с лесенкой сзади, — а как мне отсюда добраться до дома судьи? Мне сказали, он недалеко — надо только перейти поле.
— Это вам Ладжуна сказала?
— А откуда вы знаете?
— Она любит там бывать.
— А как же она туда добирается? — Как-никак, мой дом стоит милях в пяти от города.
— На велосипеде, наверное, — Сардж встречает мое любопытство настороженным взглядом. — Вы не подумайте, вандализмом она не балуется. Она девочка воспитанная.
— О, это я заметила, — отвечаю я, хотя в действительности не знаю о Ладжуне ровным счетом ничего, кроме того, что она была очень мила со мной в кафе. — Просто ехать далековато, если на велосипеде, вот и все.
Тетя Сардж останавливается у машины и меряет меня взглядом:
— Можно срезать вдоль дамбы у старой фермы. Так короче, — она кивает на сад за моим домом и на возделанное поле, раскинувшееся за ним и покрытое высокими — до колена — изумрудно-зелеными сочными травами. — Шоссе огибает земли, которые раньше назывались Госвуд-Гроув. Тропа рассекает плантацию ровно пополам и ведет мимо большого дома. Когда я была ребенком, по ней часто ходили фермеры — везли урожай на продажу и тростник на сахарный завод. А старики возделывали землю при помощи мулов. Все-таки пара миль имеет большое значение, когда у тебя скорость — те самые две мили в час.
Погодите-ка, что-то тут не сходится. Мулы? Но на дворе ведь тысяча девятьсот восемьдесят седьмой. А Сардж на вид немногим больше тридцати.
— Спасибо вам еще раз за отзывчивость. От всей души! Вот только завтра я смогу подъехать и отпереть дом только после уроков.
Сардж внимательно смотрит на крышу:
— А мне заходить скорее всего не понадобится. Возможно, к вашему появлению я уже все доделаю и уеду.
Признаться, я немного разочарована. Тетя Ладжуны — личность интересная, пусть и немного грубоватая. И об Огастине знает немало, хотя меня не оставляет ощущение, что и она здесь не вполне своя. И все же ее рассказы могли бы мне пригодиться. Честно говоря, хотелось бы завести в городе хотя бы пару приятелей.
— Поняла вас, — отзываюсь я. — Но если вдруг получится, что я вас застану, можно будет посидеть на веранде, выпить чашечку кофе. Я после работы всегда его варю. — Мое приглашение звучит нелепо, но надо же с чего-то начинать.
— Милая моя, да я же тогда ночью глаз не сомкну, — замечает Сардж и открывает дверцу машины. Потом оборачивается ко мне и смотрит с тем же недоумением, что и Бабушка Ти, когда я попросила ее прийти ко мне на урок. — Да и вам не советую кофе по вечерам гонять. Спать будете плохо.
— Ваша правда, — отвечаю я. И действительно: последние ночи я почти не сплю, но виню во всем проблемы на работе и финансовые неурядицы. — Если мы завтра разминемся, оставите мне чек? Или, может, в школу завезете?
— Суну в дверную щель. В школу я больше ни ногой, — бросает она и уезжает, не тратя времени на дальнейшие любезности.
Все это напоминает мне о том, что Огастин живет по своим неписаным законам, абсолютно непонятным для меня. И когда я пытаюсь в них разобраться, в памяти всплывает тот день, когда я сидела с зажатым между колен чемоданом в крошечной спальне нью-йоркской папиной квартиры и слушала, как он, его жена и дедушка с бабушкой о чем-то ожесточенно переговариваются на итальянском. Я знала, что речь идет обо мне (интересно, знали ли это мои маленькие единокровные сестры, лежащие у себя в кроватках за стеной), но все мои попытки понять, о чем спорили взрослые, были так же бесплодны, как и мои нынешние усилия постичь тайны Огастина.
Отогнав эти воспоминания, я торопливо захожу в дом, где меняю туфли на ботинки с прорезиненным низом, в которых я часто ходила в колледже, когда случались дождливые дни. Не бог весть какая обувь, но другой у меня нет. Надеюсь, она выдержит. Вряд ли мне придется пробираться через глубокие болота, пока я буду искать эту самую тропу, ведущую вдаль дамбы. Надо хотя бы попытаться, пока снова не начался дождь.
Медленно, чтобы не поскользнуться, я пробираюсь через задний двор к зарослям олеандра и жимолости, которые служат живой изгородью между прилегающей к дому территорией и маленьким садом с грядками и фруктовыми деревьями, за которым начинаются поля.
Когда я наконец нахожу тропу, тянущуюся вдоль ирригационного канала, ботинки у меня уже все мокрые, а на каждую ногу налипло фунтов по пять земли. Похоже, что это та самая тропа вдоль дамбы. На ней еще можно различить призрачные следы повозок, но почти вся она скрыта травой и осенними цветами.
Сквозь тучу пробивается солнечный лучик — он словно хочет подбодрить меня в моем путешествии. Кроны дубов поблескивают в золотистом мареве, и с их матовых, будто вощеных листьев слетают капельки, прозрачные, как хрусталь. Корявые мшистые ветви деревьев переплетаются друг с другом, образуя завесу, и в полумраке тропинка кажется таинственной. Она будто ведет в другое измерение, точно волшебный шкаф — в Нарнию или кроличья нора — в Страну Чудес.