Голоса советских окраин. Жизнь южных мигрантов в Ленинграде и Москве

В мое маленькое дело никто не вмешивался, но разобраться со всем было очень тяжело. Я работала в магазине одна, иногда мне помогали члены моей семьи. <…> Однажды мне пришлось столкнуться с городскими властями, когда я открывала свой магазин [в 1980 г.]. Все уладилось очень быстро, без проблем. А когда родилась моя дочь, мэр города помог моей семье. Первые полгода ребенка кормили бесплатно, и это было для нас очень большим подспорьем[834].

Не всегда настойчивые жалобы гарантировали успех. Леван Рухадзе, несмотря на должность директора авиационного инженерного института, в начале 1970-х гг. получил для себя и своей семьи лишь небольшую квартиру в одном из дальних пригородов Москвы. Ему сказали, что придется ждать десять лет, чтобы получить что-то в центре города. Мигранты могли воспользоваться неофициальным рынком жилья, хотя это было сопряжено с определенными рисками. Дине Атаниязовой, отказавшейся жить в «развратном» студенческом общежитии, пришлось искать жилье самостоятельно. Ее первый опыт был мучительным: «Мне пришлось однажды жить несколько месяцев в коммунальной квартире, снимая комнату, и там был второй жилец – русский алкоголик с женой из Подмосковья, который воровал продукты и спиртное из моего холодильника, замачивал свои брюки в общей ванной сутками, бегал во время запоев с ножом по квартире и т. д. Как только я смогла найти возможность, я сняла отдельную квартиру»[835]. В этом повествовании отсутствовали какие-либо обвинения в адрес государства и даже само упоминание о нем. Атаниязова обладала способностью действовать вне рамок официальных жилищных практик, чтобы в итоге получить то, что она хотела. Эта упорность закрепила в ее сознании ощущение принадлежности к числу способных и трудолюбивых граждан, противопоставляя ее, в данной истории, русскому пьянице и дебоширу из Подмосковья, которому не хватало ни желания, ни воздержанности, чтобы добиться успеха. Бытовые вопросы были проблемами, которые советские граждане должны были решать в первую очередь самостоятельно, прежде чем рисковать контактировать с бюрократией.

Комсомол стал местом не только равенства и привилегий, как обсуждалось в главах 2 и 4, но и местом, где по мере продвижения по служебной лестнице можно было приобретать личные навыки и создавать новые связи. Кочладзе, одна из немногих опрошенных нами мигрантов, которая провела школьные годы в Москве, вспомнила, что это способствовало ее успеху в гиперконкурентной среде столицы:

Я была очень активным членом комсомола еще в советское время. Я была комсомольским секретарем в своей школе. Кстати, моя сестра тоже была секретарем комсомола в своей школе. Они были в разных районах Москвы. Она старше меня, поэтому раньше меня попала в комсомол. У нас с сестрой одна фамилия, поэтому, когда я пришла в штаб и они спросили мою фамилию, они уже знали, кто я такая. Они сказали: «Еще одна Кочладзе!» Так что наша семья была довольно активной. Это была действительно важная организация. Она помогала занять молодежь и объединяла нас в идейном плане. Мы верили в наше светлое будущее, и это объединяло нас. Комсомольская работа занимала большую часть нашего свободного времени и избавляла нас от неприятностей. Я очень благодарна этой организации, потому что многое узнала о лидерстве и планировании. Теперь на работе у меня нет проблем с самоорганизацией и использованием своего времени по максимуму. Мне легко вести группу или вести занятия в институте. Я не только не чувствовала себя меньшинством в комсомоле – я была лидером[836].