И постоянные, и новые мигранты работали над тем, чтобы обратить перестроечные свободы в свою пользу и справиться с растущей неопределенностью в Ленинграде и Москве. Отсутствие продовольственной безопасности создавало как возможности, так и проблемы для торговцев и других лиц, проехавших сотни или тысячи километров на север и запад. Мобилизация национализма выросла из смеси свободы эпохи гласности и экономических опасений и строилась на реакции на растущие различия по признаку внешности и культуры в десятилетие, предшествовавшее приходу Горбачева к власти. Для части ленинградских и московских меньшинств чувство принадлежности к диаспоре усиливалось по мере интенсификации разрушений и насилия в родных республиках, в то время как принимающее население все больше осознавало многонациональность своих городов.
Народы Кавказа и Средней Азии устремлялись в Ленинград и Москву с беспрецедентной скоростью в годы перестройки, хотя неточности при регистрации и в других данных делают невозможным определение точного количества мигрантов. Ричард Роуленд оценил, что без учета русских, на «Север СССР» в 1980-х гг. переместились 382 488 человек с Южного Кавказа и 105 102 человека из Средней Азии, хотя неясно, вошли ли в эти подсчеты сезонные торговцы, которые все чаще становились ключевым элементом движения с Юга на Север[996]
. Л. В. Остапенко и И. А. Субботина отмечали, что данные советской переписи не учитывали ни торговцев, ни сезонных рабочих[997]. В. И. Моисеенко писал, что на миграцию из «азиатского СССР» к концу советской эпохи приходилось 95 % прироста Москвы против 40 % десятилетием ранее; Остапенко и Субботина подсчитали, что темпы миграции с Кавказа в Москву увеличились в 1980-е гг. в четыре раза[998]. Прописка оставалась воображаемым барьером для жителей сельской России, у которых в противном случае возникло бы искушение покинуть деревни, страдающие в экономическом отношении, в то время как люди с Кавказа и из Средней Азии все чаще игнорировали документы, якобы необходимые для проживания в двух столицах[999].Гульнара Алиева вспоминала улицы Москвы, преобразившиеся в годы перестройки. Группы мотоциклистов, банды, одетые в военную форму, и панк-рокеры заявляли о своем присутствии возле «обычных» горожан в 1986–1987 гг.[1000]
. Санатбаев напомнил о новизне уличных акций протеста против той или иной местной или государственной политики. Донна Бари утверждала, что молодежь эпохи перестройки, особенно более образованная, все меньше доверяла государству и бросала вызов желанию Горбачева диктовать темпы реформ[1001]. Этери Гугушвили, наряду с другими вновь прибывшими, отметила усиление вестернизации культуры в Москве, затрагивавшей все – от моды и других товаров народного потребления до автомобилей. Кульминацией этого стало открытие «Макдоналдса» на Пушкинской площади и многочасовые очереди, чтобы попасть туда, в 1990 г.В большинстве рассказов доминировали воспоминания о развивающейся экономической ситуации перестройки. Взлет Горбачева и его политики пришелся на непростое время в Москве, когда произошли сотни арестов в торговых организациях, особенно в пищевой промышленности[1002]
. Советских чиновников обвиняли в том, что они перенаправляли товары, предназначенные для продуктовых магазинов столицы и других северных городов, партийным лидерам, богатым покровителям и на уличные рынки, где они продавались по гораздо более высоким ценам. Подсудимые утверждали, что их поведение предвещало рыночную экономику, предусмотренную перестройкой; остальные чиновники и московские партийные лидеры выражали недовольство новыми начальниками, привезенными из провинции[1003]. В августе 1986 г., когда полки продовольственных магазинов практически опустели, ЦК КПСС направил своим кыргызским коллегам требование об улучшении обеспечения населения Ленинграда и Москвы «фруктами, овощами и картофелем в кратчайшие сроки»[1004]. Кыргызский ЦК распорядился перенаправить имеющиеся удобрения и технику на фермы, которые снабжали два города. Он обязался поднять закупочные цены и обеспечить грузовики, чтобы доставлять товары на Север. Поезда с продовольствием для Ленинграда и Москвы должны были получить право первоочередного проезда по железной дороге. Лидеры Кыргызстана, возможно, надеялись, что помощь в преодолении этого кризиса поможет им привлечь больше внимания к нуждам республики.