Голоса советских окраин. Жизнь южных мигрантов в Ленинграде и Москве

Советские СМИ обсуждали различные аспекты и последствия национальной идентификации во все более открытой манере эпохи гласности. Газета «Аргументы и факты», имевшая в конце 1980-х гг. 30-миллионный тираж, провела в 1988 г. телефонный опрос москвичей о том, сохранять ли в советских паспортах «пятую графу», обозначающую национальность[1013]. Разве графа, отсутствующая в паспортах других стран Европы, отделяла СССР от Запада и разделяла советских граждан? Большинство респондентов, 60,4 %, высказались за сохранение графы, и лишь 26,7 % – против. Одни утверждали, что потеря пятой графы ставит под угрозу практические преимущества национальности (прежде всего «титульной» национальности в их республиках). Однако гордость и чувство принадлежности к национальному сообществу были самым большим препятствием для любых предлагаемых изменений. Советские граждане хотели, чтобы их считали равными, но не одинаковыми. Удаление графы создало бы путаницу в повседневных встречах с милицией и чиновниками в обществе, где национальность была важнейшим организующим принципом. Однако меньшинство называло графу «агрессивно-шовинистической и откровенно недружественной»[1014].

Газета также задавала более широкие вопросы о национальной идентификации и отношениях. Немногие респонденты – всего 9 % – утверждали, что национальность определяет характер человека, а 67 % заявляли, что национальность не играет никакой роли в их отношениях с окружающими. Тем не менее на московских улицах существовала национальная напряженность: 19 % опрошенных «часто сталкивались с недружественным отношением к представителям других национальностей», а 39 % «редко или иногда». Среди лиц моложе 26 лет, будь то новые мигранты или молодые русские, число ответивших «часто» подскочило до 43 %. Респонденты считали, что евреи чаще всего страдают от предубеждений, за ними следуют народы Кавказа и Средней Азии. Дискриминация чаще всего происходила на рынках, в магазинах, на улицах или, в отношении евреев, в высшем образовании. Авторы Л. Бабаева и Е. Назарчук завершили статью выражением надежды на то, что выяснение корней национализма и шовинизма, возможное теперь в условиях гласности, может помочь противостоять им в Москве, особенно в условиях обострения напряженности среди молодежи.

Национализм и шовинизм укоренились в Ленинграде и Москве по мере их распространения по СССР. Дина Роум Шпичлер обнаружила, что русский национализм в эпоху перестройки «вызывал широкое сочувствие среди русского населения, особенно среди городской молодежи»[1015]. Джумабой Эсоев вспомнил, как быстро некоторые из его более молодых друзей в Ленинграде стали меньше говорить о советских гражданах и больше о «всех нас, русских»[1016]. Российские националистические авторы, чьи работы ранее распространялись в самиздате, получили более широкую аудиторию. Евреи, кавказцы и среднеазиаты стали их главными мишенями, а образы спекулянтов приобрели теперь зловещий характер. В рассказе Виктора Астафьева 1986 г. «Ловля пескарей в Грузии» есть такие пассажи: «[Отар, грузин-торговец] <…> как обломанный, занозистый сучок на дереве человеческом, торчит по всем российским базарам, вплоть до Мурманска и Норильска, с пренебрежением обдирая доверчивый северный народ подгнившим фруктом или мятыми, полумертвыми цветами. Жадный, безграмотный, из тех, кого в России уничижительно зовут „копеечная душа“, везде он распоясан, везде с растопыренными карманами, от немытых рук залоснившимися, везде он швыряет деньги»[1017]. Позже в том же году ленинградский журнал «Часы» опубликовал критику этих ксенофобских стереотипов со стороны историка Натана Эйдельмана, а также ответ Астафьева о том, что эта критика была наполнена «перекипевшим гноем еврейского высокоинтеллектуального высокомерия»[1018]. Даже когда периферия страдала от сокращения субсидий, россияне – во главе с известными деятелями, такими как Александр Солженицын, – чувствовали, что они «несли несоразмерное бремя» «помощи» слаборазвитым народам и республикам[1019]. Такие же слова произносились и по поводу помощи Африке. Теперь публичные призывы уменьшить финансовую помощь этому континенту и положить конец политике, которая давала африканским студентам привилегированный статус и финансирование в Советском Союзе, получили широкое одобрение[1020].