Честолюбивые намерения выйти за пределы деревенской жизни могли возникнуть и в результате воспитания. Многие мигранты отмечали, что большую роль в их переезде в Ленинград и Москву сыграли семьи. Послевоенный социальный прогресс их родителей стал первым этапом их собственной социальной и географической мобильности, а основным механизмом его было образование. Фаршад Хаджиев из маленького городка в горах Памира рассказывал, что его отец, ветеран Великой Отечественной войны, получил должность председателя колхоза, в то время как его мать ухаживала за детьми[413]
. Они переехали в Душанбе, чтобы иметь возможность отдать детей в первоклассную русскоязычную школу. У Айбека Ботоева, выросшего на севере Кыргызстана, похожая история: его отец также поднялся по служебной лестнице в колхозе, а мать воспитывала десятерых детей. Любимым выражением отца Ботоева было «Халимов родился на юге Таджикистана. После Второй мировой войны его семью переселили туда с гор для выращивания хлопка. В своем рассказе он уделил особое внимание тому, что его отец, хотя и был «простым рабочим», происходил из богатой интеллигентной семьи, которая столкнулась с чистками и вынужденной миграцией. Отец, исповедовавший ислам, самостоятельно выучил русский язык и стал примером того, как советская мобильность объединяла традиции и прогресс. Халимов рассказывал: «Мой отец сказал бы так: если ты хочешь стать человеком, учиться надо <…> В исламе было два необходимых дела: получить образование и иметь профессию»[416]
. Влияние родителей привило сыновьям стремление к поиску наилучшего образования, – которое, что все считали само собой разумеющимся, можно было получить в Ленинграде и Москве, – а хорошее образование, в свою очередь, прокладывало путь к профессиональной карьере, считавшейся высшим достижением позднесоветской жизни.Иногда родители вмешивались в жизнь уже взрослых детей, направляя их в Ленинград и Москву, – правда, менее стандартными путями. Джумабою Эсоеву изначально не удалось осуществить мечты своего отца, работавшего шофером: он не стал одним из сыновей, получивших образование и построивших профессиональную карьеру. Вместо этого он выбрал работу на мясокомбинате в Хороге (Таджикистан). Эсоев вспоминал, что отцовские запугивания из-за этого решения заставили его пойти на вечерние курсы в технических институтах, чтобы подготовиться к управленческой карьере. Инициативность Эсоева была оценена: в 1983 г. его начальство как раз разыскивало стажеров для обучения новым техникам разделки мяса в Ленинграде[417]
. А Шухрату Казбекову было очень трудно убедить свою мать, решившую, что он станет врачом, в том, что это не его путь. В средней школе он даже посещал доврачебные курсы, но его спасло то, что его талант в фигурном катании заметили: он тренировался в Ташкенте и в итоге отправился в советскую спортивную школу в Ленинграде[418].Возможности тех, кто проживал в дальних уголках СССР, расширялись с помощью различных механизмов: были широко распространены учебные курсы для рабочих и служащих, а также курсы подготовки в спортивной и культурной сфере. Как отмечает Блэр Рубль, городские власти Ленинграда вложили достаточно большие ресурсы в развитие курсов стажировки и программ профессионально-технического обучения, чтобы сохранить высокую «конкурентоспособность» Ленинграда в соперничестве с другими городами СССР[419]
. Так что здесь личные, семейные и государственные стратегии мобильности пересекались: студентов отправляли за тысячи километров – на север, а их опыт способствовал возникновению новых стратегий мобильности. В подростковом возрасте Болот Орузбаев, вместе с лучшими студентами-аграриями из Кыргызстана, проходил годичную практику на молочной ферме под Ленинградом. Он рассказывал: «После того, как я вернулся, я целый год говорил о Ленинграде», что вдохновило его друзей и семью отправиться в этот же город[420].