Еще тут живет миссис Уиттли, но ее тоже нет. Кроме того, есть новая девушка, Уна Блейк, но и ее нет дома. А вообще, я никого из них по-настоящему не знаю. Кроме Бутча. Я только из-за него прихожу сюда. Никто в целой округе не умеет так сидеть с собаками, как я.
— Эта Уна Блейк, — спросил О'Брайен, — она мисс или миссис?
— Разумеется, мисс. Она же еще молоденькая.
— Сколько ей?
— Я думаю, нет тридцати.
— Вы сказали, ее нет дома. Вы не знаете, когда она ушла?
— Знаю. Рано утром. Я это знаю потому, что Трэверзы уехали на субботу и воскресенье и пригласили меня посидеть с Бутчем. Я пришла вчера и поэтому сегодня утром оказалась здесь, когда мисс Блейк уходила.
— В какое примерно время она ушла?
— Сразу после завтрака. Я ведь еще тут и за кухарку, когда Трэверзы уезжают.
— Кто-нибудь за ней заезжал?
— За кем?
— За мисс Блейк.
— А-а. Да, между прочим, кто-то заезжал.
— Кто?
— Я его не знаю. Я вам уже сказала, что я не очень-то в курсе того, что здесь творится. По-моему, Трэверзы смотрят на все сквозь пальцы.
— У мужчины что-нибудь было в руках?
— Какого мужчины?
— Того, что заезжал за мисс Блейк.
— А-а, этого. Да, было. Футляр для тромбона.
— Тромбона? А не для трубы или саксофона?
— Нет, тромбона. Я что, не знаю, как выглядит тромбон? Длинный черный футляр. Да, конечно, это был тромбон, что там говорить.
— А как выглядел мужчина?
— Я не присматривалась. Он сидел в гостиной, пока она собиралась, а шторы были опущены. Но футляр от тромбона рядом с креслом я заметила. — Маленькая женщина сделала паузу. — Но вообще-то она тут не задержится, эта Уна Блейк.
— Почему вы так решили?
— Я на прошлой неделе тоже сидела с собакой. Так вот, ей звонили три раза в один и тот же день и из одного и того же места. Из агентства по недвижимости, Эта особа скоро переедет.
— Какого агентства? Вы не запомнили название?
— Разумеется, запомнила. Ей же три раза звонили. И потом, это тут рядом.
— И как оно называется? — спросил О'Брайен.
— Агентство Пуллена. Это отсюда следующая остановка по «надземке».
Оно находится на углу, прямо под станцией.
— Вы можете описать Уну Блейк? — спросил Мейер.
— Да, конечно. Но я на самом деле очень мало о ней знаю. Что вас интересует?
— Что на ней было одето, когда она уходила из дома?
— Красное шелковое платье с довольно глубоким вырезом. Красные лодочки на высоком каблуке. Без чулок. В волосах что-то вроде красного перышка и заколка с фальшивым бриллиантом.
— У нее была в руках сумочка?
— Да, такая маленькая, не поймешь что. Туда влезает только пудреница, помада и еще кое-какая мелочь.
— Тоже красная?
— Нет, темно-синяя. Кажется, расшитая стеклярусом.
— Ну хорошо, а сама она как выглядит?
— Блондинка. По-моему, натуральная. С пышными формами. Если вас интересует мое мнение, у нее щитовидка. Ну как бы там ни было, она очень крупная женщина. Шумная, я полагаю. Или просто у нее такой голос. Я бы сказала, очень хорошенькая. Глаза голубые. Создается впечатление… не знаю, как сказать… что она пышет здоровьем, что ли. У нее приятная улыбка и хорошенький носик. Я вам чем-нибудь помогла?
— Да, Большое спасибо.
— Вы направляетесь сейчас в агентство?
— Да.
— Я бы вам не советовала. Они по воскресеньям не работают.
На девушке, с которой танцевал Берт Клинг, было красное шелковое платье и красные лодочки на высоком каблуке. В ее волосах красовалось красное перо, щекотавшее Клинга по щеке всякий раз, как он делал очередное па.
Люди потихоньку начинали подтягиваться к столам, где перед каждым прибором официанты уже поставили по коктейлю. Клинг ощутил легкий голод, возможно, оттого, что затратил много сил, танцуя с этой энергичной девушкой, так как ему пришлось пустить в ход все свое умение, чтобы не ударить лицом в грязь.
У нее был очень большой бюст, и во время танца она так тесно прижималась, что ее длинные светлые волосы все время касались его лица. Она казалась вполне женственной и очаровательной, несмотря на свои крупные формы, но все же какая-то напористость в ней заставляла его чувствовать, что это не он, а она водит его по площадке. И эта сила совершенно не вязалась с голубыми глазами и славной улыбкой, которые поначалу привлекли его. Глаза и улыбка были абсолютно женственные, манера же танцевать могла принадлежать какому-нибудь стальному магнату, которого ждут дела, и поэтому он торопится поскорее все закончить.
Джаз-банд, стоило к нему попривыкнуть, уже казался наполовину не таким плохим, как вначале. Он наигрывал попурри из фокстротов, переходя от одной мелодии к другой, но все время сохраняя устойчивый танцевальный ритм.