В нос ударил застоявшийся запах сигаретного дыма, пива, пота и дешевых духов. В обитой кожей кабинке пуэрториканка о чем-то шепталась с моряком. Другой моряк склонился над музыкальным автоматом, внимательно обдумывая свой следующий выбор; на его лицо падали оранжевые, красные, зеленые всполохи светомузыки. Усталая, жирная пятидесятилетняя блондинка сидела в дальнем конце бара, следя за моряком с таким видом, точно нажатие следующей кнопки могло разрушить весь мир. Бармен протирал стаканы. Он взглянул на вошедшего Клинга и немедленно узнал в нем слугу закона. В противоположном конце бара сидели двое мужчин.
Один из них был одет в голубую водолазку, серые брюки и походные ботинки. Его каштановые волосы были коротко пострижены на армейский манер. На другом мужчине была светло-коричневая куртка с надписью «ORIOLES, SAC» на спине. Короткоостриженный что-то тихо сказал, другой прыснул. За стойкой позвякивали стаканы, которые бармен расставлял на полке. Музыкальный автомат, наконец, разразился звуками. Джими Хендрикс исполнял «Все на сторожевой башне». Клинг подошел к двум мужчинам.
— Кто из вас Дэнни Райдер? — спросил он.
Коротковолосый оглянулся:
— А ты кто будешь?
— Полиция, — ответил Клинг. Тот, что в коричневой куртке, вскочил с пистолетом в руке. Глаза Клинга удивленно распахнулись. Грохнул выстрел.
Некогда было не то что думать — некогда было дышать. Близкий выстрел прозвучал оглушительно громко, кислая вонь от сгоревшего пороха ударила в ноздри. Молниеносное счастливое осознание того, что он все еще жив, что пуля каким-то образом прошла мимо, только проскользнуло где-то на границе разума; все остальное произошло рефлекторно. Он нажал на курок, едва вырвав револьвер из кобуры, целясь в коричневую куртку; одновременно ударил в грудь плечом коротковолосого, сбив его со стула. Человек в коричневой куртке с перекошенным от боли лицом снова поднимал пистолет. Клинг выстрелил опять, нажав на спуск без всякой злости. Затем круто повернулся к коротковолосому, скрючившемуся на полу у стойки.
— Встать! — рявкнул Клинг.
— Не стреляй.
— Встать, сука!
Он рывком поднял человека на ноги, швырнул его к стойке, уткнул дуло револьвера в голубую водолазку, пробежал рукой у того под мышками и между ногами, тогда как коротковолосый все повторял:
— Не стреляй, пожалуйста. Не стреляй, пожалуйста.
Клинг оставил его и подошел к коричневой куртке.
— Это Райдер?
— Да.
— Ты кто?
— Фрэнк… Фрэнк Пасквэйл. Слушай, я…
— Замолкни, Фрэнк, — рыкнул Клинг. — Руки за спину, живо!
Клинг отстегнул наручники от пояса, защелкнул их на запястьях Пасквэйла и только тогда заметил, что Джими Хендрикс еще поет, моряки сидят с побелевшими лицами, пуэрториканка визжит, у жирной блондинки отвалилась челюсть, бармен замер со стаканом в одной руке и салфеткой в другой.
— О'кей, — хрипло выдохнул Клинг. — О'кей, — и вытер лоб.
Тимоти Аллен Меймз был сорокалетним человеком с круглым животиком, густыми черными усами, гривой черных длинных волос и карими глазами, в которых не было и тени сна, хотя стрелки на часах показывали только пять минут шестого утра. Он быстро открыл дверь, как будто и не спал, потребовал предъявить удостоверения, затем попросил полицейских подождать минуту. Тимоти прикрыл дверь, но вскоре вернулся, одетый в халат поверх полосатой пижамы.
— Вас зовут Тимоти Аллен Меймз? — спросил Карелла.
— Это я, — буркнул Меймз, — немного поздновато для визитов, вам не кажется?
— Или рановато, как посмотреть, — вставил Хейз.
— Мне только смешливых полицейских не хватало в пять утра. А как вы сюда, собственно, попали? Опять этот козел внизу дрыхнет?
— Кого вы имеете в виду?
— Лонни Сэнфорда, или как его там.
— Ронни Сэнфорд.
— Да, его. Постоянно этот идиот мне нервы треплет.
— Из-за чего он вам их треплет?
— Из-за баб. Трясется, если видит мужчину с девушкой здесь…
— Оставим Сэнфорда, поговорим о вас, — предложил Карелла.
— Давайте поговорим, а что вам нужно?
— Где вы были между одиннадцатью двадцатью и двенадцатью этой ночью?
— Здесь.
— Можете доказать?
— Конечно. Я вернулся сюда около одиннадцати и больше не выходил. Спросите Сэнфорда внизу… Нет, его еще не было. Он в полночь заступает.
— Кого еще мы можем спросить, Меймз?
— Слушайте, вы не втравите меня в неприятности?
— Если вы уже не вляпались.
— Я здесь с телкой. Ей уже больше восемнадцати, не волнуйтесь. Но она… она на игле. Она не торгует, ничего такого. Но если вы захотите, можете, конечно, наделать шума… Вы народ такой.
— Где она?
— В сортире.
— Позовите.
— Слушайте, я вас прошу. Не трогайте девчонку. Она хочет бросить колоться, правда. Я стараюсь ей помочь.
— Как?
— Не давая ей времени для этого, — сказал Меймз и подмигнул.
— Зовите.
— Би, иди сюда! — крикнул Меймз.