У Берселиуса внезапно начались острые боли в правой стороне головы и почти немедленно вслед за тем появились подергивания и онемения в левой руке. Пригласили Тенара, который определил давление на мозг или по крайней мере раздражение от вогнутой при ушибе кости.
Он высказался за операцию и поехал распорядиться относительно сиделок и ассистентов.
— Он хочет сделать операцию сегодня же вечером, — сказала Максина.
— А мадам Берселиус?
— Я послала ей телеграмму.
XL. ВОЗВРАЩЕНИЕ КАПИТАНА БЕРСЕЛИУСА
В продолжение последних двух недель Берселиус чувствовал себя с каждым днем все хуже и хуже, но скрывал это от всех.
Сульфональ, триональ, морфий — ничто не могло разогнать его сновидений. Как бы крепко он ни уснул, чья-то таинственная рука приподнимала уголок черного полога и показывала ему видение или отрывок такового.
Пока он спал, в этих видениях не было ничего устрашающего; в них он просто-напросто был старым храбрым Берселиусом, которого ничем не напугать; но по пробуждению в них оказывалось много такого, что могло устрашить его.
Многие из этих грез были вполне невинны и несколько бестолковы, как это иногда бывает, но даже и тогда они терзали его наяву, ибо в каждой черточке, в каждом напоминании о них он узнавал свою прежнюю индивидуальность.
По прошествии нескольких дней ум его, некогда столь строгий и логический, начал утрачивать свою строгость и логику и выступать ходатаем его сердца, громко крича о несправедливости воздвигнутого против него гонения.
За что подобное гонение? Теперь он больше не упрекал себя за прошлое: все потонуло в сознании несправедливости. Каждый истекший день дальше отодвигал это прошлое и усиливал чувство оторванности от того человека и его деяний; а между тем каждую ночь чья-то рука, подобно руке неумолимого шахматного игрока, снова расставляла все по местам.
И вот внезапно наступила резкая реакция. Им овладело желание снова сделаться самим собой. Ибо он понял — единственно только таким путем он может обрести покой души.
Тенар застал пациента в постели. Сознание его было ясно, но в зрачках замечалось несоответствие, и левая рука онемела. Врач вполне приготовился застать перемену в лице и обращении Берселиуса, ибо Максина вкратце рассказала о несчастном случае и утрате памяти; усевшись у изголовья больного, он только что хотел задать ему несколько вопросов, когда тот предупредил его.
Берселиус кое-что смыслил в медицине. Он догадывался, в чем дело, и дал краткий отчет в происшествии и его последствиях.
— Это также является следствием повреждения, неправда ли? — добавил он, указывая на левую руку.
— Боюсь, что да, — сказал Тенар. Он знал своего пациента и понимал, что с ним надо говорить начистоту.
— Давление?
— Можно так предполагать.
— О, не бойтесь говорить откровенно. Я не боюсь худшего. Может ли операция устранить давление?
— Если, как полагаю, внутренняя пластинка черепа нажимает на мозг, операция это сделает.
— А теперь, — продолжал Берселиус, — я хочу, чтобы вы внимательно меня выслушали. С того самого происшествия или по крайней мере с тех пор как возродилась моя память, я чувствую, что стал другим человеком. Единственно лишь во сне я снова становлюсь самим собой, — вы понимаете меня? У меня совершенно другие взгляды и намерения; отношение мое к вещам иное, чем было; прошлое мое — до ранения — отрезано, как ножом, от настоящего, я хочу сказать, когда я бодрствую; когда же я сплю, то снова становлюсь прежним человеком. Не странно ли это?
— Нет, — сказал Тенар, — каждый человек состоит из двух людей. Нам известно множество случаев, когда, вследствие повреждения мозга или другой причины, индивидуальность человека меняется; одна из сторон его натуры исчезает. Тем не менее в вашем случае имеется одна странная особенность, именно то, что подавленная личность так ярко пробуждается во время сна; но раз дело идет о вас, оно, пожалуй, и не так странно.
— Почему так?
— Потому, и прошу извинить меня, если говорю о вас прямо, но ваша индивидуальность, каковой я знал ее до вашего ранения, настолько была глубока, сильна и ярка, что, даже находясь под спудом, она должна высказаться; и высказывается она в сновидениях.
— Да?.. Пожалуй, вы правы. А теперь скажите, если вы произведете операцию и устраните давление, могу ли я снова сделаться самим собой?
— Можете.
— Даже после такого долгого промежутка?
— Рассудок зависит от времени, — сказал Тенар. — Во время битвы на Ниле одного морского капитана из породы англичан с железной башкой хватило по его железной башке осколком железа. Он потерял память. Восемь месяцев спустя ему сделали трепанацию; он проснулся после операции с заключительными словами того приказа, который отдавал матросам в момент ранения…
— Я стал бы прежним человеком? Меня перестал бы мучить тот, кто теперь я?
— Возможно, не говорю — наверное, но возможно.
— Когда так, — решил Берселиус, — оперируйте меня тотчас же.
— Мне хотелось бы подождать еще двенадцать часов, — заметил Тенар, вставая и принимаясь рассматривать зазубрину на черепе пациента.
— Почему?