Голубая Саламандра

Они вместе пили воду Нидри и клали в землю семена двенадцати трав, — это было только вчера. А сегодня Хетти с тревогой спрашивал, что же успела принять и что отвергнуть душа Нейса за пятнадцать лет? И почему так быстро пролетело время? Ему вдруг безумно возжелалось отдалить наступивший день. морщина, как трещина рассекла лицо и он, скрывая свои переживания, отвернулся в полоборота от подошедшего Грачева.

Андрей, наверное, понял его и поднялся на несколько ступеней к святилищу. Подниматься выше не стал, под портиком собрались пришедшие из Ланатона, ему хотелось оказаться во внимании Апи или Хепра, тем более их многочисленной свиты. Последний разговор с хранителями Грачев предпочел возложить на Эвис. Он просто не видел в нем никакой пользы, а мысль о возможных объяснениях по поводу внезапного бегства из долины его раздражала, он мог выдумать немало убедительных причин, всяких складных историй, но как было объяснить, что почти в одно время его встречи с Аманхором, «его» видели бегущим к дороге в Ану?!

Конечно он сумел бы отшутиться, смеясь в пронзительно-синие глаза Хепра, с неким умыслом приписать себе сверхспособности, мог руша принятые нормы, послать всех к чертям. Хотя вряд ли, перед обителью сторожившего Хорв, такой выход был лучшим.

Движение толпы к порталу Грачев воспринял, как «наконец свершившееся» Он намеренно задержался, пропуская Кени, поманившую его Наир, затерялся среди возбужденно болтавших кверийцев и прошел в святилище уже после них, стараясь не выпускать из виду Эвис.

У начала наклонного хода, где близко отстоявшие массивные колонны сдерживали людской поток, хронавт догнала Апи.

Еще до того, как они вышли к лестнице, Грачев догадался, что она спустилась на нижний ярус с адептами Сфер. Туда же направлялись друзья, окружившие Хетти. Грачеву ничего не оставалось, как свернуть ко второй галерее и выбрать место среди лиц мало знакомых. Здесь казалось уютнее, не так близко к Тогу. Подтянув плащ, он облокотился о балюстраду, и повернулся к норе, стараясь ясно представить леденящий как ток взгляд, способный найти его среди сотен других, настичь даже в почтенном отдалении, в шепчущей многоликой толпе. Когда этот психологический эксперимент удался, он заглянул в себя, обшарил, обнажил лабиринты сознания и с удовлетворением ощутил: прежнего страха не было. Каким-то чудом он избавился от прошлых кошмаров, удерживающих волю в жилистой узде и испытывал только неприятие и омерзение. Еще покалывала, ныла в локте раненая рука, напоминая о грозном предупреждении Аманхора. Но все это было сносно, даже похоже на победу.

Зазвучал хор жрецов и зал преобразился. Ровнее выше воспаряло пламя в чашах. Скрещенные тени изваяний вдоль лестницы, как указывающие песты потянулись а направлении мраморных плит, облитых красным огнем. Торжественный гимн очищения заполнял пространства таинственной тьмы и ясного света. Люди замерли, тревожные ноты напрягали нервы, как гибкие пальцы струны.

Испытуемые появились из нижнего хода. В пурпурных мантиях, спадающих до пят, помеченные крестообразным знаком и черными лентами, обвивающими головы, издали они походили на кукол, сотворенных по одному образцу и ведомых на веревке для нечеловеческой игры. Первыми робко одолевали путь до площадок две девушки из Квери, свидетели которых сейчас окружили Андрея. Потом шли Кор и озиравшийся Нейс. Последним был Хепр. Эвис не удалось уговорить адепта, взявшего груз ответственности за решение Ланатона, от бессмысленного, теперь совершенного нелепого шага. При его появлении, Грачев только беззвучного выругался. Он знал: в случае смерти старика они все равно не получат ничего, и в том ему виделась злая насмешка над здравым смыслом. Однако этого не знали, ни за что не захотели бы понять мудрецы кольца Сфер. Если трагедии суждено было сбыться, то Эвис бы потом уничтожила себя. Грачев представлял, что означает для нее, даже косвенно, едва касательно подтолкнуть человека к смерти!

Ему хотелось сбежать вниз, одернуть Хепра и плюнуть в сторону ложи незрячих, позволивших разыгрывать жуткий фарс. Глядя в их сторону, он, наконец, увидел хронавта. Тень скрывала ее лицо и нельзя было угадать, что же переживает она, прижавшись так тесно к Апи. Зато он зрел лица аоттов, околдованные, исполненные ожидания торжества, отражающие пламя, как медные маски. Для них тысячелетний обряд подземелья оставался возвышенным праздником, где человек обнажал незримую сущность на жизнь или смерть. Грачев же, чтобы ни говорили о справедливых законах, чтобы ни измышляли о чистоте, зрелости духа, видел в этом лишь варварский акт жертвоприношения, подобный запечатленному на стенах Миет-Мет или равный кровавым оргиям наунийцев. За прошедшие четыре дня здесь нашли смерть шестеро. Сколько же их становится добычей пещерной твари, если обряд вершился по несколько дней восемь раз в год?! Если помимо этого, двери Дома открыты для всех всегда, и, известно, находятся горячие головы, спешащие испытать судьбу!

— Тог идет! — огласил жрец.