Голубая свастика (СИ)

Равиль внимательно выслушивал его пылкий монолог, вздрагивая от каждого слова, словно от удара бича. Все, что говорил Стефан, было абсолютно верно, с этим не поспоришь. Он страдальчески вздохнул и всхлипнул.

— И я даже скажу тебе еще больше, хочешь? Знаешь, что теперь будет делать твоя Ребекка? — продолжал распинаться Стефан. — Она будет делать то же, что и все, кто попал сюда, а именно — выживать. Да, стараться выжить. И, судя по тому, какая она сильная, смышленая и выносливая, у нас есть все основания считать, что это у нее получится.

Стефан говорил громко, четко, достаточно жестким тоном, а закончив, с победоносным видом застыл перед Равилем, уперев кулаки в бока. Юноша молчал, размышляя над всем услышанным, а потом даже умудрился изобразить на своем лице слабое подобие улыбки.

— Господин офицер, вы, на самом деле, хоть немного меня утешили. Да, все это так. Я должен надеется, что у нее получится. Только разве вы совсем не можете помочь?

— Пока нет, — недовольно бросил ему Стефан, — но я об этом постоянно думаю, и как только у меня появится хоть какой-то план, я попытаюсь его осуществить. Иными словами, я постараюсь забрать твою сестру от Ганса при первой же возможности.

Равиль охотно кивал в такт его речам, не представляя, как он сможет теперь жить, спать, есть, когда его кровная половинка оказалась в полной власти садиста и убийцы, став пешкой в многолетней войне, которую вели между собой братья Краузе.

— Я еще хочу тебе кое-что сказать, — Стефан немного успокоился и снизил свой пафосный тон. — Я понимаю, что на твою душу лег тяжкий камень. Мне тоже сейчас нелегко, поверь. Других проблем хватает. И все же я попрошу держать себя в руках и не раскисать. Я не потерплю твои постоянные слезы или плохое настроение. Неприятности и даже горе нужно уметь переносить стойко. У меня, если хочешь знать, в свое время умерла младшая сестричка, и я очень горевал. А мама моя до сих пор не оправилась и часто ходит на ее могилу. Но она — женщина, а мы — мужчины.

— У вас была сестра? — изумленно ахнул Равиль.

— Да, нас было трое. Ганс, старший, потом я, с разницей с ним в восемь лет, и еще девочка, Ирма, она была младше меня на пять лет.

— И что с ней случилось? — шепотом спросил Равиль.

То, что у немца была сестричка, растрогало его до глубины души. Надо же! А ведь он и не знал. Офицер нечасто с ним откровенничал, только про Мойшу рассказал немного, вот и все.

— Она сильно простыла, — неохотно ответил Стефан, болезненно поморщившись, — стала кашлять. Мы все очень переживали, родители приглашали лучших докторов, возили ее на курорты, но ничего не помогло. Кашель постепенно перешел в туберкулез. Ирма проболела два года, медленно, день за днем, угасая у нас на глазах, и умерла, когда ей исполнилось всего лишь семь лет… С того дня наша мама безутешна, да и я тоже безумно ее любил.

Стефан на миг отвернулся, чтобы тайком смахнуть слезу.

— Сейчас ей было бы двадцать четыре года, но я все равно не могу ее забыть, иногда пытаюсь представить, какой бы она стала… А твоя сестра жива, Равиль, так что держись, мы что-нибудь придумаем.

Равиль опять охотно кивнул. После беседы у него немного отлегло от сердца. Он не стал больше лезть Стефану в душу и задавать вопросы. Тот вскоре заулыбался ему своей обычной улыбкой, насмешливой, сексуальной, зовущей, и юноша невольно потянулся к нему…

— Господин офицер, к вам Маркус Ротманс! — оповестил возникший в дверях Карл.

— Тьфу, — сказал Стефан, который не любил, когда кто-либо приходил к нему с визитом, тем более с неожиданным, да еще, когда он собрался лечь в постель. — Зови, что поделаешь, наверно, случилось что-то важное. Равиль, будь добр, принеси нам чай и еще что-нибудь.

Равиль недовольно скривился и поплелся на кухню. Он ненавидел Ротманса, который, по его мнению, один в один напоминал белесую крысу и всегда так надменно на него поглядывал. Они чуть было не столкнулись в дверях, и юноше пришлось с почтительным поклоном уступить ему дорогу.

— Хайль Гитлер! — оглушительно отрапортовал секретарь, бравым жестом вскидывая руку.

Стефан смотрел на него в полном замешательстве. Пьяный, что-ли?

— Хайль… — настороженно ответил он. — Давно не виделись, Маркус. Я как раз заскучал по тебе.

Эти слова прозвучали с сарказмом, так как они сегодня целых восемь часов, морда к морде, провели в комендатуре за документами и только совсем недавно расстались.

Симпатичное лицо Ротманса цвело в улыбке. Видно было, что он еле сдерживал рвущуюся наружу радость.

— У меня отличные новости, господин офицер! — возбужденным шепотом поведал он.

— Н-да? — недоверчиво спросил Стефан.

Понятие хороших новостей для разных людей было весьма относительным. Он бы лично от всей души обрадовался, если бы у очаровательной фройляйн Анхен вдруг начисто отшибло память, и она навсегда позабыла бы о его существовании.

— Садись. И что же случилось? Великий Рейх победил? Сталин умер? Или же меня представили к Германскому ордену? *