Голубая свастика (СИ)

Стефан миролюбиво кивнул, не подозревая никакого подвоха. Но когда он увидел грызуна в банке на подоконнике своей кухни, мужчина резко побледнел.

— Великий Македонский! — поразился он, невольно отшатнувшись. — Откуда взялась эта гадость?

— Это мой друг, его зовут Марк, — тонюсенько загнусавил Данко, который, несмотря на попытки уложить его спать, не подчинился и присутствовал тут же. — Господин офицер, можно он останется у нас? Марк потерял свою маму и домик. Мы же не дадим ему умереть?

И Данко, давясь горючими слезами, заслонил своим мелким тельцем банку с крыской, смешно и героически растопырив в стороны свои ручки…

Стефан угрюмо замолчал, а потом медленно перевел свой тяжелый, полный гнева взгляд на Равиля. Тот помертвел, однако нашел в себе силы решительно вскинуть подбородок.

— Господин офицер, я могу вам все объяснить…

— Пошли, — яростно кивнул ему Стефан.

Едва они остались наедине в кабинете, офицер дрожащим от злости голосом высказал ему все:

— Мой брат подыхает в больнице от тифа, — шипел он в полном негодовании, — Анхен, да будет тебе известно, решила меня на себе женить, прознав, что Сара беременна. Она теперь меня этим шантажирует. Я укрыл близнецов — да, тебя и Ребекку! — спас от ножа этого людоеда, доктора Менгеле, и тот в бешенстве, грозится написать на меня рапорт. Еще прячу у себя Данко, которому вообще не положено находиться в этом лагере, и вытащил из газовой камеры тебя самого! Моя собака своим пайком кормит теперь всю ненасытную ораву. Мне придется теперь разводить еще и крыс? Это же еще одна огромная голодная пасть, плюс ко всему тому источник заразной и смертельной инфекции! Признайся, ты трогал ее руками?!

— Да, — сжавшись от ужаса, лепетал Равиль, — но на этой крыске не оказалось никаких насекомых, она чистенькая…

— Что?! — неистово заорал Стефан, да так, что у Равиля чуть не лопнули барабанные перепонки. — Я целую твои руки, тебя всего, сплю с тобой, а ты трогал крысу?!

Равиль поспешно отлетел в сторону и занял оборонительную позицию за стулом. Его всего трясло.

— Она не заразная! — жалобно выкрикнул он. — Я ее проверил! И Данко очень сильно просил…

— Значит, мы будем теперь откармливать крысу? — Стефан никак не мог успокоиться и метался по кабинету, словно ошпаренный. — Великолепно! Мало мне голодных ртов! А знаешь, чем здесь они питаются, эти милые зверюшки? Человеческими трупами! Я видел это сам!!! Все. С меня хватит. Провалитесь вы все. Сейчас придет Карл, и я прикажу ему избавиться от этой… дряни. А завтра вы все, кроме Эльзы и Карла, строем и под музыку отправитесь в газовую камеру. Достаточно я вас жалел!

Вскоре явился Карл. Через кухонное окно Равиль слышал нервное бормотание Стефана, дававшего своему капо указания. Карл опять куда-то ушел, а через час вернулся и принес большую банку с дезинфицирующей жидкостью, которой обрабатывали здесь всех вновь прибывших.

Стефан гневным голосом велел незамедлительно добавить ее в воду и выкупать в ней Равиля, Данко и… крошечного крысенка, по имени Марк.

====== 36. Терзания совести. ======

Питание заключенных в Освенциме было организовано следующим образом. На завтрак узник получал пол-литра желтоватой бурды, под названием кофе, или травяного отвара. По слухам, в него добавлялись какие-то препараты, угнетающие половую функцию и у мужчин, и у женщин. На обед давали около литра постной похлебки, сваренной чаще всего из подгнивших овощных отходов или червивой крупы. Ужин состоял из куска хлеба весом примерно триста грамм, но чаще выходило меньше, так как добрый кус оставляли себе капо. Те узники, которые продержались в лагере более трех месяцев и хорошо работали, получали еще добавку в виде кусочка сыра, ливерной колбасы или маргарина, совсем крошечного, не более тридцати грамм.

Стефан Краузе, до этого считавший, что в полной степени познал, что такое голод, находясь на восточном фронте в те страшные месяцы, когда русские разбомбили их полевую кухню и продовольственный обоз, вынужденный жить тогда на одном сухом пайке, состоящим из банки сардин в масле, пачки галет и брикета плавленного сыра, теперь понимал, что совершенно далек от истины. Ведь все равно они находили какие-то дополнительные продукты, грабили мирное население деревень, отбирая последних кур и вытряхивая мучную пыль из тощих мешков.

Он всерьез задумывался, сколько бы сам мог протянуть вот на таком «питании», которым были вынуждены довольствоваться узники и при этом работать физически по двенадцать часов в день, да еще не менее четырех часов простаивать на утренней и вечерней перекличках. Плюс дорога на работу и обратно, пешком, разумеется. На отдых и сон совсем ничего не оставалось!