— Вот не понимаю, — рассуждал Стефан, расхаживая по своему кабинету в комендатуре перед Маркусом Ротмансом в их обеденный перерыв, — по какому загадочному принципу этот кровопийца Менгеле проводит свою селекцию? Хорошо, пусть он отбраковывает по возрасту — либо слишком молодых, либо уж совсем старых людей. Но сегодня на перроне, когда мы встречали новую партию груза, я заметил, что он отправил в толпу смертников достаточно здорового и еще совсем не старого мужчину. Правда, он такой весь седой и несколько сутулый, но плечи его мне показались мощными, он вполне может работать.
— Какой он национальности? — поинтересовался Маркус, поглощая бутерброды, которые адъютант офицера принес им из столовой.
— Да какая разница? Поляк, кажется. Политический.
— Значит он из польского сопротивления. И потом, у каждого врача есть способы выявлять какие-либо болезни по внешнему виду человека. Раз узник оказался сутулым, наверняка у него больная спина. Вы бы поели, господин Краузе!
Секретарь придвинул к нему тарелку.
— Ты так уминаешь, что за тобой и не успеть!
Стефан тоже взял бутерброд с сыром и пригубил чай из чашки.
— Вот какая вам разница, объясните мне, до судьбы узника? Все равно он умрет, позже или раньше.
— Не знаю, — Стефан нервно дернул плечом. — Но мне стало очень неприятно, словно я ощутил, будто это меня Менгеле определил на уничтожение, а не горбатого бедолагу! Может, дело в том, что мы с этим мужчиной оказались примерно одних лет? Он седой, и я тоже. И что же, я тоже такой старикан, что мне, с врачебной точки зрения, уже пора подыхать?
— Нет, нет, — Маркус давился смехом. — Вы очень молодо выглядите, господин офицер, жених хоть куда! Вам бы еще нервишки подлечить…
— Да, я парень неплохой, только ссусь и голубой, — выдал каламбур Стефан.
От неожиданности Маркус поперхнулся чаем и закашлялся. Лицо парня залило краской.
— Тише, Стефан, — простонал он, хихикая, — скоро вы и себя в могилу сведете, и меня.
Мужчина небрежно отмахнулся от него и продолжил интересующую его тему.
— И знаешь, как я поступил с тем узником?
— Честно говоря, мне даже страшно представить.
— За спиной у Менгеле, когда этот упырь имел неосторожность отвернуться, я украдкой перевел его в колонну живых.
— Похвально, похвально. Вот надо же вам обязательно влезть не в свое дело! От судьбы все равно не уйти, господин офицер.
— Будешь меня учить, сосунок.
— Я попросил бы вас меня не оскорблять! — Маркус гордо выпрямился. — Не на много вы меня и старше, меньше, чем на десять лет!
— Я воевал, а ты — нет, — железно аргументировал Стефан.
— Кстати, вчера приходила фройляйн Анхен, — неожиданно и не в тему выдал Маркус, снизив тон.
— Как приходила? Куда приходила? — удивился офицер.
— Сюда, в комендатуру. Я увидел ее через окно. Она немного постояла на крыльце и ушла.
— А почему ты мне не сказал?! — тут же взорвался Стефан.
— Так вы со мной целый день не разговаривали! — возмутился в ответ Маркус. — С самого утра! Когда я попытался доложить вам о здоровье вашего брата, уважаемого господина коменданта, вы заорали на меня, чтобы я заткнулся, а потом молчали целый день. Я и дышать боялся, не то, чтобы что-то сказать. Это сегодня вас на разговоры прорвало так, что не остановить. Послушайте моего совета, господин Краузе, сходите к Менгеле. Пусть он выпишет вам снотворное и что-нибудь от нервов.
— Заткнись, — угрюмо буркнул Стефан и глубоко задумался.
Эх, знал он, зачем приходила Анхен… Переживала, хотела с ним поговорить, да гордость не позволила, потому и ушла.
Дело было в том, что два дня назад пришло распоряжение сократить число медицинских работников лагеря и часть их отправить на восточный фронт, где сейчас остро не хватало врачей и сестер. Надо полагать, Анхен узнала об этом и пережила не один скверный момент.
А ведь ему ничего не стоило избавиться от этой излишне предприимчивой особы, которая к тому же пыталась его шантажировать, чтобы на себе женить. Дело пока завершилось помолвкой. Стефан купил ей кольцо и в компании офицеров объявил, что эта девица теперь его невеста. Оправить ее на восточный фронт было бы в самый раз, но это означало верную гибель. И что-то дрогнуло глубоко в его душе.
— Я схожу к Менгеле, — медленно, раздумывая сказал Стефан, — сегодня же схожу. Проведаю нашего господина коменданта. Сердце истекает кровью от беспокойства, как он там. Не все ли кишки еще высрал? Стройный наверно стал, как кипарис. Люди за победу Рейха кровь проливают, а эта тыловая крыса половину войны пропердел, отсиживаясь в тылу, а теперь вот улегся в койку дристать, и все, лишь бы откосить от призыва на фронт. Что за скверный человек!
— Дождетесь, что вас за такие слова поставят к стенке, — закатив глаза пробормотал Маркус, — когда я напишу на вас основательный донос.
— Того, кто слушал, тоже расстреляют, — кивнул ему Стефан. — Давай. Пиши.