Голубая свастика (СИ)

Некоторое время он так и стоял на ступеньках библиотеки и смотрел вслед удаляющемуся Мойше Фишеру. И в этот момент его пронзило понимание страшной истины. Ведь вовсе не Стефан, как он полагал ранее, предал Мойшу! Это сам Мойша предал Стефана, еще задолго до начала войны, просто раз и навсегда вычеркнув влюбленного в него парня из своей жизни, поддавшись давлению обстоятельств, тогда, как Стефан, был готов в любой момент прибежать к нему босиком и по воде!

Горючие слезы глубокого разочарования и обиды навернулись на глаза Вальда. А ведь он так верил в ту любовь! И, получалось, все зря…

Равиль не помнил, как тогда добрался до дома и, едва оказавшись за порогом, бросился к своей жене, которая к тому времени оставалась его единственной и верной подругой.

— Сара, я нашел Мойшу Фишера, и даже с ним разговаривал! — взволнованно вскричал он.

А потом во всех подробностях описал ей данную встречу. Сара устало слушала, приложив руку к своему выпуклому животу. Она давно привыкла к мысли, что Равиль просто одержим Стефаном и всем, что было с ним связано.

— Что же, — отозвалась она. — Как бы то ни было, раз ты считаешь, что нашелся именно тот человек, о котором тебе рассказал Краузе, тебе надо немедленно сообщить об этом офицеру.

— Я тоже так считаю! — с горячностью согласился Равиль, но потом, почувствовав себя виноватым, сменил тему. — Как ты себя чувствуешь, дорогая? — заботливо спросил он.

— Не важно, — отмахнулась от него Сара, болезненно поморщившись. — Мне кажется, что скоро начнется. Все болит уже несколько дней.

— С завтрашнего дня ты больше не будешь работать, и я, как и обещал тебе, найму в дом прислугу. Повитуху, чтобы она постоянно находилась рядом, няню и домработницу. Ни о чем не беспокойся, я всегда буду рядом.

И Равиль страстно поцеловал ладонь жены. Вот так. Они спали всего лишь три раза, чтобы зачать. И все. А потом это вечное, неизменное «дорогая». И бесконечный шквал его эмоций, если вдруг приснился сон с участием Краузе, или же угрюмое, многодневное молчание в том случае, когда Вальд в очередной раз впадал в депрессию. Впрочем, ей казалось, что он из нее никогда и не выходил…

Можно было, конечно, закатить скандал, потребовать развода! Но она отлично знала, что за этим последует. Вальд просто бросит здесь ее, одну, оставив ей дом, предприятие, все свои деньги, а сам, беззаботный и счастливый, абсолютно нищий, с превеликой радостью укатит в Германию, чтобы быть ближе к нему. К нему! Запросто устроится там в любую пекарню и будет жить припеваючи в какой-нибудь комнатушке на пансионе у почтенной вдовы.

А что же будет с ней? Как объяснит она в их диаспоре причины развода и стремительное бегство ее, как все считали, идеального супруга? Разумеется, вся вина за их разрыв окажется возложенной на нее. Плохо кормила, плохо давала, плохо любила. А если распад отношений случится во время беременности, то, глядишь, начнут поговаривать, что и зачала не от него.

И какое же ждет тогда ее будущее? Отверженной всеми разведенки? Ни один мужчина при таких обстоятельствах не возьмет ее замуж, если еще и учесть, что и самих мужчин осталось перечесть по пальцам, ведь в их диаспоре было не мало молодых, бездетных вдов и девиц, которые, с окончанием второй мировой, стекались сюда к уцелевшим родственникам со всей израненной Европы.

Поэтому Сара смирилась со странной второй сущностью супруга, который был в общем-то добрым, во многом покладистым и ласковым мужчиной. Ко всему тому обладал определенной коммерческой смекалкой и расторопным умом. Понятно, что лучше иметь уж такого мужа, чем совсем никакого!

Ей и самой постоянно снился проклятый немец, который чуть не довел ее до самоубийства, когда она находилась в Освенциме. Ведь фашистский гад обещал убить ее каждый день! Каждый раз она тогда засыпала с мыслями, что это ее последняя ночь. Но никакого наказания за все ее провинности так никогда и не последовало. До сих пор она не могла найти данному факту никакого разумного объяснения. Приходило в голову лишь одна мысль, что она чем-то нравилась Стефану Краузе. Правда, по-своему. И все. Этими мыслями она и утешилась, не понимая, что же будет хуже, остаться совсем одной или же женой при муже-мужеложце, влюбленном в нацистского преступника.

А Равиль несколько последующих дней тщательно продумывал письмо Стефану. Он несколько раз брался за письмо, лихорадочно строчил, передавая бумаге, как все было, а затем рвал его, и принимался за новый чистый лист. Очередное письмо запечатывалось в конверт и благо Вальд знал нужный берлинский адрес.

Правда, он совсем не был уверен, что послание достигнет нужного адресата, существовала значительная вероятность, что его перехватит жена, но, все же, молодой еврей посчитал, что обязан выполнить свой долг. Да и хоть какую-то весточку о себе, если честно, нестерпимо хотелось подать, а тут вроде нашелся отличный и с виду самый благопристойный повод.