Голубая свастика (СИ)

Солдаты, служившие на блок-посту, были безнадежно пьяны. Но офицер сделал скидку на то, что уже вечер, и мужчины позволили себе выпить за ужином. Он показал свои документы, и его пропустили без всяких вопросов и дополнительных выяснений кто он, откуда и зачем. Стефан подумал, что будь он советским шпионом, то проник бы в лагерь без всяких затруднений.

Далее они ехали по самому лагерю, и он поражался всеобщей запущенностью и вопиющими беспорядкам, царившими в Биркенау. Как оказалось, пьяные постовые были не самой большой проблемой лагеря. В Освенциме поддерживалась идеальная чистота: снег убирался, грязь утаптывалась и засыпалась песком. Здесь же на всех дорогах была черная жижа из грязи и снега, машина периодически буксовала, и адъютанты офицера были вынуждены вылезать из нее, чтобы подтолкнуть автомобиль. Немец плевался и чертыхался, теряя всякое терпение.

Самое страшное и поразительное было то, что всюду валялись трупы узников, и ими, похоже, никто не занимался. Мертвецы были везде: на обочинах дорог, у бараков, лежали кучами и поодиночке. В Освенциме такое не допускалось. Любой труп мгновенно увозился на тележке или на специальном грузовике в печи. В Биркенау Стефан пока не заметил никакой техники.

По пути встретилась толпа узников, которых, очевидно, вели с работы в бараки. Именно толпа. В Освенциме заключенные ходили исключительно колоннами по четыре или шесть человек. Здесь же в человеческом стаде не было ровно никакого порядка. Узники шли оборванные, шатающиеся, до предела истощенные, падали, поскользнувшись в грязи, но их никто не добивал, так как немецкие солдаты мало чем отличались от конвоируемых, разве более сытым видом да тем, что носили форму; они были такими же утомленными, небритыми и неопрятными. Упавших узников солдаты оставляли умирать на мерзлой земле. У Стефана от подобного попустительства глаза полезли на лоб, офицер не привык к такому зрелищу.*

Наконец, они подъехали к вилле коменданта лагеря Биркенау, которого звали Вильгельм Райх. Этот человек совсем недавно возглавил лагерь, а ранее прославился на весь Рейх тем, что был первым, кто догадался, как использовать против советских войск биологическое оружие, и полностью проработал механизмы осуществления своей идеи, за что, как говорили, был награжден самим фюрером.

Стефан вылез из автомобиля, прихватив корзинку с вином, и первым делом чуть не шлепнулся в грязь, еле устояв на ногах. Скрипя от негодования зубами, он представился дежурному адъютанту, и вскоре его пригласили в дом.

— Господин Краузе!

На встречу с самой широкой улыбкой вышел сам Вильгельм. Райх был полным мужчиной с нездоровым цветом лица и набрякшими мешками под глазами. Было очевидно, что он большой любитель залить за воротник.

— Как же я рад, ведь сам собирался навестить вас на днях по неотложному вопросу!

Стефан очень обрадовался, что у Вильгельма к нему какое-то дело. Он был готов способствовать этому жирному хряку в чем угодно, лишь бы разрешить свою собственную проблему.

— Очень рад знакомству! — сердечно приветствовал его Стефан и вручил коменданту корзину с презентом.

Тот несказанно обрадовался и некоторое время любовно разглядывал бутылки с вином, бережно их поглаживая и читая этикетки, а потом встряхнулся.

— Будьте добры, проходите! Располагайтесь как дома!

Расторопный слуга мигом накрыл шикарный стол, на котором не было разве что только птичьего молока. Уставший Стефан немного расслабился и протянул ноги к камину, поцеживая вино из бокала и закусывая его сладкими орешками. Вскоре он понял суть проблем Вильгельма Райха.

— Мне остро не хватает финансирования, — жаловался тот. — Вы же сами ехали и видели, что здесь творится! У меня нет ни техники, ни бензина. На днях полностью встал швейный цех, так как все его работницы вдруг заразились тифом. И такая же беда почти во всех структурах. Мне нечем кормить узников. В Биркенау не поставляют ни ливерную колбасу, ни маргарин. Заключенные погибают в первый же месяц от истощения. Ганс Краузе, нечего сказать, хорошо устроился! Он содержит свой Освенцим в идеальном порядке, его узники чистые и относительно упитанные, также он оставляет у себя всех заключенных немцев. Мне не достается ровным счетом ничего. Он несправедливо распределяет финансирование, оставляя для себя львиную долю, тогда как в Биркенау и второй Освенцим попадают жалкие крохи. Все бы ничего, однако вдруг сюда пожалуют Геббельс или же Гиммлер? А вдруг нагрянет сам фюрер с проверкой? Что я тогда буду делать? Также ожидается приезд «Красного креста», члены которого тоже могут мне устроить большие неприятности. Я несколько раз писал доклады Гансу Краузе о бедственном положении лагеря Биркенау, общей антисанитарии, нехватке всех необходимых ресурсов, просил увеличить финансирование. Тот обещал, однако так до сих пор ничего не сделал. Убедительно прошу вас, Стефан, повлиять на ситуацию и разобраться в данном вопросе!