– А чтобы в крутое пике не уйти. Тут же пространство на манер центрифуги крутится, вот и мы тоже крутимся. А что, хочешь жить, куда деваться? – ответила змеища и быстро–быстро крыльями замахала. – Узнать бы, кто нас сюда вызвал – живьём б сожрали! И книга ещё эта никак орбиту не сменит, всё за нами гоняется. Хорошо, больше ничего нет, а то увёртываться б замучились от предметов, – порадовалась Скарабея, да видно, раньше времени: тут невесть с какой стороны колечко царево вылетело. Звякнуло, стукнувшись о змеиное крыло и где–то меж чешуек застряло.
Вот мелочь мелочью супротив такой туши, а ведь как развернуло! Свист да вой поднялся, Скарапею закрутило винтом, вниз поволокло. В центрифуге любые вещи больше к стенам жмёт, а тут змея трёхголовая в самом стержне оказалась. Будто какому действию противодействие создалось, и змеища, а с ней и Вавила, до самого низа долетели. А может, то и не низ вовсе, а верх был? Кто его в лестничном пространстве разберёт?
Хотел царь–батюшка крикнуть, чтоб змея крылья расправила, да не смог: внутренности будто узлом завязало, а тут ещё сверху придавило чем–то тяжёлым. Будто он на змее седоком, а на нём ещё кто едет. А уж когда знакомая книга на голову со всего маху шлёпнулась, и вовсе не до разговоров стало. Теряя сознание, Вавила только и успел, что подумать: «Вот привязалась, проклятая!». Спал ли царь, в обмороке ли пребывал, неведомо, а только оно и к лучшему. Не видел он страшных харь, выплывающих из воздуха, воя и рычания не слышал, а если и пробилось что в погасшее сознание, то наверняка посчитал сном. Всё словно в туманном мареве происходило: вот–де сквозь хари призрачные пронесло змею, вот мрак беспросветный, а вот река огненная, красными языками дразнится. В другой раз сознание сверкнуло, и увидел царь такую картину: лежит Скарапея на груде костей, лапы раскинула, крылья распластала, шеи безвольные с груды вниз свешиваются. «Ишь, кушать ей нечего, – подумал Вавила. – Вон сколько народу извела, а всё жалуется, голодающая!» Рядом с ней, поближе к земле, богатырь распластался, без оружия, без доспехов. В рубахе, портах, на голове венок. Лежит, босые ноги раскинул. Лица не видно, только кудри золотые разметались по костям. «Запас видимо, – решил царь, – и меня в логово с той же целью притащила». Отметил, что мысли медленно текут, лениво. Голову приподнял, осмотрелся. Сам он внизу кучи сидит, ногами едва не в реку огненную влез, а в руке череп – голый рот скалится, мёртвые зубы на царских пальцах захлопнулись.
– Вот те раз, угораздило, – прошептал он, медленно отползая от берега. Посмотрел, что в руку попало, усмехнулся:
– Приснится же?
Черепушку в сторону отбросил, ноги от огня убрал, да снова в беспамятство провалился – дальше сны смотреть.
Только царь глаза закрыл, Скарапея в себя пришла. Смотрит вокруг мутным взглядом, понять ничего не может. Тут чует, за задние лапы кто–то дёргает. Она кое–как шеи вытянула, за спину заглянула, а там чертей с десяток. Копошатся, цепями гремят, сети растягивают. Сами скачут, кувыркаются, от радости в ладоши хлопают. Веселятся рогатые, приговаривают: «Знатная добыча!». У змеи три головы, и головокружение в три раза сильнее, чем с одной–то. Вот и не противилась она нападающим, потому как соображала медленно. Пока поняла суть происходящего, черти её в сеть упаковали. Встрепенулась Скарапея, огнём из глоток полыхнула, да чертям огонь что подарок. Завизжали от радости, давай в струи огненные нырять, кувыркаться, а у Скарапеи после длительного полёта в лестничном пространстве сил уж никаких нет сопротивляться. Переглянулись змеиные головы, грустно друг на друга посмотрели и снова сникли. Веки потяжелели, взгляд помутнел. Успела только заметить, что человек, тот, какого съесть хотела, внизу кучи лежит и во сне похрапывает. А другой, смутно знакомый, напротив, голову поднял, обстановку оценил и вскочил на ноги. Стоит, мышцами играет, будто не в адовой центрифуге вертелся, а на карусели разок прокатился – свеж, весел.
– А ну, рогатые, брысь от моей подружки! – крикнул он и руки в бока упёр.
Черти заверещали, к парню кинулись, друг друга толкают, да орут во всю глотку:
– Вали его!
– Вяжи его!
– Толкай его!
– В реку огненную!!!
– Ну–ну, не надорвитесь, черти волосатые, – хмыкнул юноша и кудрями тряхнул.
Кудри из без того золотом отливали, а тут вспыхнули, огнём полыхнули – да не простым, божественным, с солнце на голову гостю незваному опустилось, царство Пекельное осветило.
– Ярила!!! – В ужасе заверещали черти и ну кто куда – прятаться.
Им–то огонь солнечный хуже смерти, они в светлых лучах муки невиданные испытывают. Привыкли рогатые в темноте делишки свои мерзкие творить, не по нраву в свете истинном быть. Прыснули в разные стороны, тараканами по щелям попрятались, в норы забились, за камнями затаились. А Ярила яркость поубавил, осмотрелся, да и говорит:
– Интересный у латынской девки острог!
– Ярилушка, сокол мой ясный! – Прошипела Скарапея. – Не признала тебя сразу–то.