Голубиная книга - священное сказание русского народа

Ответ на этот закономерный вопрос мы отложим до момента окончательной разгадки космической загадки славянских волхвов, а пока отмстим другие особенности этой примечательной маски, мимо которых почему-то прошли оба исследователя. Изображения на ней не исчерпываются совмещенными двумя светилами во лбу и идущими от них лучами. Красными кругами на маске обозначены щеки, а дырочки для глаз обведены желтым цветом. В принципе, в этом нет ничего необычного, но поскольку композиция всей маски носит подчеркнуто астральный характер, это обстоятельство придает иной смысл привычным элементам. Вместе с частично прикрытым месяцем диском солнца над переносицей оба красных круга на щеках образуют треугольную схему — чрезвычайно широко распространенный в русском искусстве сюжет, символизирующий движение солнца по небосводу на восходе, в полдень (в наиболее высокой над землей точке) и на закате. Данный сюжет был подробно разработан Б. А. Рыбаковым при анализе вщижских арок XII века: «Широкий бронзовый полукруг в качестве главного элемента содержит три больших круга: два у оснований полуокружности и один на самом верху. Эти круги отмечают три позиции солнца на небосводе. Внутри нижних кругов изображены птицы… Знакомясь с русской этнографией, мы увидим большое количество примеров применения такой системы трех позиций солнца, символизирующей одновременно и солнечное светлое начало, и ход времени, и предустановленную размеренность движения»^{493}. Действительно, существовавшая в Средневековье традиция доживает до XIX века. Тот же солнечный треугольник мы видим на нижегородском декоративном теремке, где дневной ход солнца от восхода до заката дополнительно обозначен пунктиром. О том, что перед нами небесный ярус мироздания, а не что-либо иное, убедительно свидетельствуют помещенные под тремя солнцами фигуры птиц, в то время как нижний мир обозначен внизу фигурой русалки.

Такая традиция триединого восприятия дневного светила явно зародилась еще в языческую эпоху, поскольку в «Слове о полку Игореве» жена главного героя так заклинает это светило:

Ярославна рано плачеть
въ Путивлѣ на забралѣ, аркучи:
«Светлое и тресвѣтлое слънце!»^{494}

—

а записавший древнюю муромскую легенду о Псрупе-драконе Ермолай-Еразм накладывает на образ христианского Бога предшествовавшие новой религии представления: «И на земли же древле созда человека по своему образу и от своего трисолнечь-наго божества подобие тричислено дарова ему: умъ, и слово, и дух животен»^{495}. Эта устойчивая — как минимум тысячелетняя — традиция позволяет нам интерпретировать красные круги на щеках новгородской маски не только как румянец, но также и как восходящее и заходящее солнце. Однако в таком случае желтые круги вокруг глаз вместе с желтым же месяцем во лбу образуют точно такую же трехчастную композицию, символизирующую убывание луны от полнолуния к новолунию и рост обратно к полнолунию. Если данное заключение верно, то отмеченное выше наблюдение о связи солнечных затмений с новолуниями было известно на Руси не позднее XII века. Благодаря уникальной новгородской маске наше предположение о знании славянскими волхвами истинной причины солнечных затмений превращается в уверенность. Это окончательно позволяет интерпретировать описание лица и груди Первобожества в «Голубиной книге» как солнца и месяца в качестве мифопоэтического образа частного затмения дневного светила.

Тем не менее связь обеих зорь с очами божьими, не говоря уже про ветры, как-то тоже связанные со всем этим комплексом астрономических представлений, остается по-прежнему загадочной. Вряд ли создатели духовного стиха имели здесь в виду соб-ствснно зарю, то есть рассвет и закат при восходе и заходе солнца. Солнце у многих народов воспринималось как небесный глаз, но предшествующая ему заря с трудом могла быть соотнесена с этим органом человеческого тела из-за отсутствия у нее четких границ. Русские заговоры также отчетливо отличают зарю от собственно рассвета: «Встану я, раб Божий (имярек), благословясь, пойду я, перекрестясь, на восход красна солнышка, на закат светла месяца, на тихую зарю утреннюю и вечернюю. И портевщику, и колдовщику бы краспаго солнышка в руки не забирывать, светлаго месяца с неба не спихивать, чистых звезд с неба не сбирывать, а меня, раба Божия (имя рек), веки вечныя не испорчивать…»^{496} Как видим, утренняя и вечерняя заря не только отличаются от восхода солнца, но и соотносятся во второй части заговора от порчи с небесными звездами.