Голубиная книга - священное сказание русского народа

Естественно, что при столь широком почитании Венера, скорее всего, была персонифицирована в славянской языческой мифологии, а с учетом общеевропейских и, беря шире, общемировых аналогий можно со значительной долей уверенности предположить, что эта планета олицетворялась женским божеством. Судя по данным летописей и поучений, древнерусское язычество знало лишь одно персонифицированное женское божество — богиню Макошь, или Мокошь. Естественно, что именно на нее в первую очередь падает подозрение в том, что под этим именем скрывается Венера-Денница. Данных о характере этой богини чрезвычайно мало, и, не считая упоминания ее имени в перечислении языческих божеств, во всех древнерусских поучениях содержится лишь один фрагмент, хоть как-то индивидуализирующий ее: «Богыню сию же двоу творять и мокошь чтоуть и кылоу и малакыя иже есть роучьный блоудь»^{507}. Из этого отрывка, как кажется, вытекает двойной характер Мокоши, вполне согласующийся с двойственностью утренней и вечерней звезды, и связь ее с блудом, что явно соотносится с общеантичными представлениями о Венере, богине и планете, как покровительнице любви. Вместе с тем Мокошь имела общеславянский характер и, помимо восточных славян, была известна словенцам, у которых сохранилась сказка о колдунье Mokoska, и западным славянам, у которых зафиксированы топонимы типа «Мокошин верх». О чрезвычайно высоком былом статусе Мокоши свидетельствует то, что она была единственным женским божеством, чей идол Владимир поставил в Киеве рядом с изображениями других верховных богов, а на Збручском идоле она была одним из двух женских божеств, занимая на нем главенствующее, как будет показано ниже, положение. Еще в XVI веке в «Худыхъ сельскихъ номоконунцахъ» содержится вопрос «не ходила ли еси къ Мокоше?», что, по мнению Е. В. Аничкова, означало мокшить, то есть выпрашивать, заклинать, ворожить. Вплоть до XIX века на Руси бытовало представление о Мокоши как «домовом в образе женщины с большой головой и длинными руками», прядущим по ночам в избе, и поверье запрещало оставлять неубранной кудель, а то «Мокоша опрядет». Возможно, отголоски ее связи с любовью отразились в поговорке, записанной тогда же В. И. Далем: «Бог не Макешь, чем-нибудь да потешит».

Имя этой богини Б. А. Рыбаков трактует как макошь, то есть «мать урожая», но гораздо более обоснованной представляется точка зрения историка Л. Нидерле и филологов В. И. Даля и М. Фасмера, выводивших его от корня «мок», мочить, мокрый. В качестве родственных слов Фасмер называет др. инд. makhas — «богатый, благородный», также «демон» (от себя добавим, что одна из книг индийского эпоса «Махабхарата» называется «Мокшадхарма», то есть «основа освобождения»), и греч, macloj — «похотливый, буйный»^{508}. О связи этого божества с водой свидетельствуют и западнославянские данные: «Чехи почитали Мокошь божеством дождя и сырости и к нему прибегали с молитвами и жертвоприношениями во время большой засухи»^{509}. С принятием христианства многие черты Макоши перешли на «бабью святую» Параскеву Пятницу, которой еще в XIX веке приносили жертвы в виде бросаемой в колодец кудели. Сам этот обряд назывался «мокрида» и происходил от того же корня, что и имя древнерусской богини. В. И. Даль производил Мокошь от слова «макать», то есть опускать в жидкость и вынимать, и эта этимология находит себе полную аналогию в одном из вариантов «Голубиной книги», связывающем Богородицу с церковью святого Климента на Буяне-Руяне:

Из той из церкви из соборной,
Из соборной, из богомольной,
Выходила Царица небесная;
Из Океана-моря она омывалася;
На собор-церковь она Богу молилася…^{510}