Голубкина

Поставила она и народную сказку «Снегурочка». Ребятишек вывели на сцену. Вместо условных декораций — настоящие елки, срубленные в лесу; от них пахнет смолистой хвоей. Под елками красные, коричневатые шляпки грибов, сделанных из ваты. Детский хоровод на лесной поляне. Голубкина надела на Валю Сперантову пестрый крохотный сарафан, повязала голову красным платочком и подвела к елкам.

— Раз тут растут грибы, то нужно их собирать. Ребята будут вести хоровод, а ты собирай грибы и ягоды под елками…

Работа над детскими спектаклями, общение с детворой доставляли ей большое удовольствие.

О театре, возникшем на пустыре около Михайловской улицы, много говорили в Зарайске. Во время представлений скамьи всех рядов заполнялись зрителями, люди стояли и за оградой из жердей. Билеты стоили дешево, распространяли их гимназистки. Сборы шли на погашение долга купчихе Добрыниной, на благотворительные цели. Из этих маленьких сумм платили, впрочем, нерегулярно, музыкантам струнного оркестра.

Анну Семеновну особенно воодушевляло то, что в театр пришли рабочие. Создавая его, она думала прежде всего о них, хотела приобщить к культуре, лучшим произведениям русской и мировой драматургии, старалась вырвать из пьяного угара кабаков. Они часто брали с собой жен, а на детские спектакли и живые картины являлись их дети, которые, обитая с родителями в тесных каморках, в фабричных казармах, терпя нужду и лишения, так мало знали радости в жизни. Народный театр охотно посещали также учащаяся молодежь, гимназисты, реалисты, местная интеллигенция.

Сестры Голубкины присутствовали на большинстве спектаклей, и их всегда трогало и волновало, как бурно и искренне реагирует простая публика на происходящее на сцене. Эти люди воспринимали спектакль, представление как подлинную невыдуманную жизнь, а в актерах видели не исполнителей ролей, не персонажей пьесы, а вполне реальных людей, совершающих поступки не по воле автора, а по законам самой этой жизни.

Из задних рядов нередко неслись возгласы, реплики, которые, конечно, мешали актерам, но в то же время показывали, сколь сильно воздействует пьеса на зрителей. Анна Семеновна как бы раздваивалась: она следила за действием, игрой актеров и одновременно наблюдала за публикой, выражением лиц, и этот горячий неподдельный интерес к спектаклю, эта зрительская непосредственность очень радовали ее.

Вот идет комедия Островского «Не все коту масленица». Дочь вдовы Кругловой — Агнию обхаживает пожилой богатый купец Ахов, который хочет жениться на хорошенькой двадцатилетней девушке, а та любит его приказчика Ипполита… И тут раздаются крики:

— Не верь! Обманывает! Выходи за молодого!

Театр под открытым небом, крыша лишь над актерами, зрителям негде укрыться от непогоды. Начнется дождь, по все сидят, никто не уходит, каждому хочется досмотреть пьесу до конца, узнать, чем все это завершится.

В антрактах публика гуляет на пустыре, вокруг театра, обсуждает разыгравшиеся на сцене события, слушает игру балалаечников из струнного оркестра.

Совместная работа над спектаклями сплотила, сдружила их участников. Они встречались не только в театре во время репетиций и представлений, но и собирались где-нибудь вместе, говорили об искусстве, о своих делах, будущих постановках, пели негромко, вполголоса, читали стихи.

Такие встречи происходили и в доме Голубкиных. Артистка Художественного театра Валентина Миронова декламировала «Песню о соколе» и «Буревестника» Максима Горького. Анна Семеновна слушала, опустив голову, подперев лоб рукой, закрыв глаза. Голос артистки звучал страстно и дерзко, прославляя счастье борьбы.

В гостиной уютно; на пустынной улице с редкими, тускло горящими фонарями, — сонная тишина. И только что отзвучавшие, полные непримиримого бунтарства слова! Революция подавлена, она отступила, ушла в подполье. Что дальше? Куда идет Россия? Когда будет новый революционный взрыв?

Никто этого не знает, и текут провинциальные будни, подобные спокойной неторопливой реке.

В часы отдыха она любит почитать книгу, сидя у раскрытого окна. Чистый свежий воздух, воздух полей вливается в комнату. Легкий ветер колышет льняные занавески. Она в длинной черной юбке и светлой блузке из суровой ткани. В негустых, заколотых на затылке волосах седые нити. Сколько уже прожито, сколько изведано, сколько сделано, сотворено этими небольшими руками, которые держат сейчас книгу! Она погрузилась в чтение. Временами отрывает взгляд от страницы и задумывается о чем-то, хмурит темные брови, резко выделяющиеся на поблекшем сурово-сосредоточенном лице.

Иногда говорит: «Надо к мамаше сходить». И идет вверх по Михайловской на кладбище, где спит вечным сном Екатерина Яковлевна. Там же похоронены отец, дедушка Поликарп Сидорович, проживший жизнь праведника. Там, знает она, и ей лежать.