Голубкина

— У вас никого нет, а как же я брошу своих малюток?

— Искусство выше всего!

— Нет, Анна Семеновна! Для меня дети дороже всего, без живописи я не умру, а без детей умру…

Летом в Зарайске Голубкина начала работать над портретом рабочего, которому даст название «Железный». Позировал слесарь прядильно-ткацкой фабрики Василий Николаевич Гуляев. В дальнейшем она сохранит с ним дружеские отношения, будет встречаться на собраниях, маевках.

Работала вдохновенно. Что-то новое открылось ей. Она вся еще под впечатлением от поездки в Сибирь, мысленно еще там — на переселенческом пункте, и то, что выбрала в качестве модели рабочего, человека из гущи народа, не случайно.

У молодого пролетария грубоватое скуластое лицо. Заметно нечто первобытное, идущее из глубины тысячелетий. Он изнемог от непосильного труда, тягот беспросветной жизни. Но они не сломили его, не превратили в равнодушно-пассивное существо. Он охвачен яростным желанием понять то, что происходит вокруг, жаждет вырваться из тисков порабощения. Сознание в нем еще только пробуждается; стихийное начало, во власти которого он находился, отступает. На неспокойном лице будто двигаются желваки, мускулы, оно освещено отблесками рождающейся в муках мысли…

То, что «Железный» незаурядная вещь, ясно было и тем, кто видел этот портрет, и самой Голубкиной, как бы строго ни относилась она к себе, к своим произведениям. Это несомненный успех. И казалось бы, здравый смысл подсказывал: надо продолжать работу, делать новые бюсты, фигуры, барельефы, группы… Она долго училась, и теперь наступает пора творчества. С ее способностями она может быстро добиться признания, материального благополучия.

Но Голубкина чувствует, что пока ей еще чего-то не хватает. Может, подлинной свободы мастерства, раскованности, завершенности образов.

И в сентябре 1897 года она снова, во второй раз, едет в Париж.

УРОКИ РОДЕНА

Теперь Голубкина знает, что такое Париж. Окружавшая его завеса таинственности давно развеялась.

Она поселяется не на улице Гранд-Шомьер, с которой связаны довольно неприятные воспоминания, а в переулке за Домом инвалидов — это здание обращено своим фасадом к Сене, где широкая эспланада, протянувшаяся до самой реки: здесь устраиваются ярмарки.

Попадает она к соотечественникам — в семи квартирах дома живут русские, одинокие и семейные, они учатся в Париже. Анна снимает квартиру из двух комнат — одну займет какая-нибудь сожительница. И вскоре тут появляется русская барышня-художница, особа несколько эксцентричная…

Квартира в этом «русском доме» хорошая, с удобствами. Газ и водопровод. Кухня с печкой, где можно готовить. Комната-мансарда светлая, обставлена мебелью, хоть и разной, но вполне приличной: шкафы, кровать, кресла, громадное зеркало. Есть камин. Стены обклеены обоями. Паркетный дубовый пол. После бараков Обского переселенческого пункта просто хоромы!..

Анна в первые же дни знакомится с милой и симпатичный женщиной — Ольгой Федоровной Латышевой, она живет в этом доме и учится в Париже на врача. Здесь еще несколько женщин, приехавших из России, чтобы получить во Франции медицинское образование: после убийства Александра II в Петербурге закрылись Женские врачебно-акушерские курсы при Военно-медицинской академии, и они были восстановлены и преобразованы в Женский медицинский институт лишь пятнадцать лет спустя, в 1897 году. Голубкина сближается с Латышевой, обретая в ней родственную душу, то, чего не было в ее отношениях с Кругликовой и Шевцовой. «Тех барышень я не понимала, а эту и понимаю и верю ей», — напишет матери.

Она снова приходит в студию Коларосси. Но долго задерживаться здесь не намерена. Ей хочется подыскать что-то другое. Но пока, не дав себе времени на раскачку, сразу втягивается в работу.

Сначала занимается немного: часа четыре в день. Но через месяц, чувствуя себя неплохо, увеличивает нагрузку. Лепит не только в мастерской, но и дома, в своей комнате. Встает в восемь, а в девять уже приходит натурщик или натурщица, и она работает с ними до двенадцати. Потом обедает и в половине второго идет в ателье на улице Гранд-Шомьер, поднимается по каменной лестнице с балюстрадой. Здесь проводит четыре с половиной часа. Возвращается домой, ужинает и рано, в девять, ложится спать. Жизнь праведницы, целиком посвятившей себя искусству.

Профессор Инжальбер, хорошо встретивший свою ученицу, хвалит ее, говорит, что стала работать лучше, хотя сама она считает, что работает как и прежде. Впрочем, возможно, профессору виднее…

Но и семи с лишним часов занятий ей мало. Она спешит, стремится «захватить как можно больше знаний» (ведь из-за скудности средств долго в Париже не прожить). И начинает «прибавлять работу», доводит ее до 12 часов в сутки! Работает с натурщиками по три, а иногда и по пяти сеансов в день… И все это, конечно, скоро сказывается на здоровье и самочувствии. Наступает упадок сил, появляются раздражительность, нервозность. Вынуждена обратиться к доктору. Он назначает строгий режим, и ей становится лучше.