Автор писал об антисанитарном состоянии барачного двора, о том, что существовавшие при бараках баня и прачечная предназначались и для больных, и для здоровых, и это неизбежно увеличивало число заболевших. О покойницкой, в которую складывались гробы друг на друга с пола до потолка и которая находилась в том же дворе и была с утра до вечера окружена сплошной стеной народа… О массовых заболеваниях куриной слепотой, цингой из-за недостаточного питания… В книге указывалось, что только в 1892 году на Тюменском пункте умерло 938 переселенцев, из них 552 человека вне бараков, без всякой помощи, на площади и по квартирам в городе. Сообщалось также, что болезни и смерть косили преимущественно детей. В отдельных переселенческих партиях их смертность достигала 30 и даже 40 процентов…
Не лучше обстояло дело и на переселенческом пункте в Томске. Старики и женщины с детьми залезали на банный чердак, где грелись у печной трубы. В самой же бане помещались роженицы, плохо одетые матери с младенцами и дряхлые старики…
Вот что представляли собой переселенческие пункты Сибири, на один из которых — вблизи поселка Новониколаевского на Оби — приехали Анна Голубкина и ее сестра. Правда, он сравнительно небольшой, и обстановка здесь Не такая, как в Тюмени и Томске (со временем произошли перемены к лучшему), но условия жизни и быта переселенцев во многом схожи.
На обширной поляне — бараки, несколько юрт. Маленькая больница, столовая. Вокруг переселенческого двора — нетронутый лес, бор, высокие и могучие дерева с золотисто-янтарными стволами, мачтовые сосны с зеленовато-темными верхушками, которые слегка покачиваются на ветру. На ветвях еще белеет снег. Но скоро пришла настоящая весна, потеплело, потекли ручьи…
Обский переселенческий пункт действовал круглый год.
Александра Семеновна сразу включилась в работу. С утра до вечера пропадала в больничном бараке.
Люди здесь доброжелательные, сердечные. Шпунтова, заведовавшая хозяйством, фельдшер Камаева, сотрудница пункта Стрелкова, студенты-ссыльные Гордеев и Омельченко… Всех их объединяло одно общее дело.
Анна не знала, чем заняться. Она не выносила бесцельного времяпрепровождения и скоро взбунтовалась:
— Дайте мне работу. Не могу же я сидеть сложа руки…
Саня уже думала об этом, считала, что надо возложить на Анюту какие-то обязанности — это отвлечет от мрачных мыслей. И предложила поручить ей заведовать аптекой.
И вот она сидит в комнатушке, отведенной под аптеку, и сосредоточенно-внимательно растирает порошки, взвешивает на специальных весах, чтобы точно была соблюдена доза, завертывает эти «безвредные» порошки в бумажки. У нее появятся добровольные помощники — дети переселенцев. Она научит их завертывать порошки, и они будут выполнять это с большим удовольствием… Саня подыщет для сестры занятие и в больнице. На Обском пункте, так же как и на других в Сибири, очень много заболевших куриной слепотой, этой «предвестницей» цинги. Анна должна в определенные часы давать почти ослепшим людям рыбий жир, который делает чудеса, приносит исцеление.
Она бывает в бараках, где на нарах в два этажа лежат вповалку крестьяне, где тяжелый спертый воздух, и заглядывает
Бедное, лапотное русское крестьянство. Бородатые мужики. Бабы в платках, беременные с плачущими младенцами. Переселенческий двор заполнен людьми. Матери покрикивают на озорничающих ребятишек (дети всегда и везде дети!): «Тише вы, робята!» Кто-то ругается, обозленный женский голос: «Та шоб в тебе, бисова душа, очи повылазили!» Разговаривают, вздыхают, охают, кряхтят, причитают, смеются, плачут… Девка с одутловато-опухшим лицом со стоном повторяет: «Ох, маменька, родименькая!.. Ох, мочи нет…»
Анна и Саня живут вместе в небольшой комнате в доме для сотрудников. Две железные койки, стол, табуретки. Лампа-«молния». Вечером, после работы, пьют вдвоем чай. Саня кратко скажет, что произошло за день, кого поместили в больницу, кого выписали, кто помер… Напьются чаю, разденутся, потушат лампу и на боковую, завтра рано, чуть свет, вставать. Так и живут.
Анна восхищается сестрой. Саня много работает, устает, но никогда не жалуется, безропотно выполняет свой долг. Ей уже тридцать шестой год. Располнела, но это ей даже идет. Красивые правильные черты лица. Чудные добрые глаза. Сколько достоинств! И собой хороша, и умна, и хозяйка замечательная, и детей любит. Ей давно уже пора своих заиметь. А замуж не вышла. Все о других думает, заботится, себя забывает. Она создана для семейной жизни, для того, чтобы быть прекрасной матерью, верной женой. Но не получилось, не вышло… Теперь занесло в Сибирь. Нет, не выпало сестре счастья. А казалось…