Голубое поместье

Стекло не было вставлено. Хрупкий барьер взорвался. Силой своего удара ворона заставила стол отодвинуться внутрь комнаты. Тумба ударила Тома по ногам, и юноша повалился спиной на стенку с книгами. Они посыпались вниз, открываясь, заминая страницы, ломая переплеты.

Стекла и перья носились в воздухе, ударяя по коже, одежде и поверхностям.

— С тобой все в порядке? — Отодвинув стол с дороги, Бирн попытался поднять Тома на ноги. Но с ногой его что-то случилось. Не сумев устоять, Том вновь опустился на пол.

Бирн увидел, как рука Лайтоулера змеей скользнула в открытое окно и повернула ключ в двери.

В библиотеку немедленно вбежал огромный черный жук и, дергаясь, принялся пробираться по замусоренному полу. Над ним летела ворона; столкновение с дверью явно не причинило ей вреда.

Лицо Тома сделалось пепельным.

— Господи, выгоните ее отсюда, выгоните ее совсем…

Питер Лайтоулер поглядел на него.

— Ты знаешь, что это ложь, не так ли? — произнес он негромко, голосом сухим и бесстрастным. Прекрасный бледно-серый элегантный костюм его ничем не напоминал о том, что его владелец только что силой пробился в Голубое поместье.

— Что вы хотите сказать? — Том держался за лодыжку, он пытался развязать шнурки.

— Все ложь: и то, что сказала тебе Алисия, и то, что ты написал. В этом нет даже капли правды. Ни одного предложения, ни одной идеи. — Он наклонился к своему внуку. — Том, убирайся отсюда, тебе нужно оставить поместье. Ступай в тихое место, где ты сумеешь спокойно подумать и постепенно со всем примириться. И с тем, что ты способен принять, и с тем, что не способен.

— Докажи это!

— Позволь мне кое-что сказать тебе. Позволь мне объяснить…

— Нет! — теперь кричал Саймон. — Рут умирает! Все объяснения запоздали. Она упала через перила и ударилась головой. Мы поссорились, мы опять взялись за эту тему, пытаясь объяснить, пытаясь понять…

— Слушай. — Питер Лайтоулер едва глянул на своего сына. — Мне жаль Рут. Я никогда не хотел причинять ей плохого. Я всегда вешал трубку, когда она отвечала, потому что знал, как мои звонки расстраивают ее. Но разве ты не знаешь? Неужели ты не понял, что это задом? — Он посмотрел на Тома, ожидая ответа.

— Это дом Рут! И Кейт! И Элизабет! И Эллы… — Голос Тома внезапно сделался неуверенным. Этот старик не был чудовищем, злым насильником и чародеем. Под ярким летним светом Том мог разглядеть каждую морщинку на его лице. И он видел теперь перед собой лишь исстрадавшегося старца… Руки Питера Лайтоулера тряслись, тряслись от возраста, страха или чего-то еще, тряслись самым жалким образом.

— Том, — сказал Питер Лайтоулер. — Слушай. Дом этот населен призраками, но не по моей вине.

— И еще кое-что, — продолжил Питер Лайтоулер, опускаясь у длинного стола в коридоре, как будто он имел на это право. В зеленом свете лицо его сделалось бледным, как слоновая кость. Манускрипт Тома белел на столе перед ним. Бирн и не заметил, как рукопись попала сюда. — Этот дом может вскоре легально перейти к Кейт, но здесь всегда распоряжался кто-то другой. И не я, и не Рут или бедная Элла, и даже не Элизабет. Нет, этим поместьем командует ведьма — я использую это слово совершенно осознанно. Ведьма, которая виновата во всем случившемся, которая подстроила всю эту прискорбную ситуацию. И ведьма эта — моя дорогая жена.

Он перегнулся через стол и пристально посмотрел в глаза Саймону.

Тот передернул плечами.

— Ну почему ты всегда лжешь? Мы знаем, что это не так.

Питер Лайтоулер покачал головой. Он снова встал и медленно направился в кухню. Звякнули стекло и фарфор, открывались и закрывались буфетные дверцы.

— Мистер Бирн, — послышался вежливый голос Лайтоулера, — не поможете ли?

Физекерли Бирн вошел в кухню и обнаружил блюдо, полное фруктов, хлеба и холодного мяса. Возле двух бутылок охлажденного золотистого вина стоял хрустальный графин с водой… ножи, вилки, фарфор и бокалы.

— Вот. Видите, я еще помню порядки в доме, — сказал Лайтоулер приветливо. — И я знал, что пить будет нечего. Держу пари — никто из вас не завтракал.

Бирн внес тяжелое блюдо в холл.

Саймон мрачно бросил:

— А это что такое? Подкуп? Ты уже отравил вино? И тот, кто съест шесть долек сацумы[51], будет вынужден каждый год проводить здесь по шесть месяцев?

— Ты бы, конечно, обрадовался, — сказал лукаво Лайтоулер. — Мой бедный невротичный отпрыск. Шесть месяцев свободы от дома, езжай куда захочешь. — Он вздохнул. — Нет, обойдемся без подобной экзотики. Я жил здесь и знаю местные порядки. К тому же я полагаю, что нам придется пробыть здесь какое-то время. — Бледные глаза его указали на входную дверь, где щупальца плюща уже пробивались через замочную скважину.

Потом он любезно налил им вина, смешав собственное с водой.

— Уже не способен, — скорбно заявил он. — Желудок не выдерживает.

Тут все вспомнили, где они расположились. Рут упала лишь в нескольких футах от этого стола. Бирн с негодованием отодвинул кресло назад, оно заскрипело по полу.

Звук пронесся по коридорам. Было очевидно, что дом опустел: не было хозяйки, следившей за его комнатами и коридорами.