Голубой бриллиант (Сборник)

он пользовался полотенцем хозяина. И мылом, конечно. И что

вы думаете? Нет, вы никогда бы и ни за что не догадались. А

Юлик с его наблюдательностью... Юлик пошел в угрозыск с

официальным заявлением. Дал показания. А что он мог

показать? Улицу, дом, квартиру? Черта с два: он ничего этого

не знал и знать не мог с повязкой на глазах. Ну, описал

словесный портрет рэкетиров. И что? Поди, ищи-свищи в

девятимиллионной Москве, где каждый десятый - уголовник. Я

уже вам сказал о полотенце. А на полотенце бирка, номерок из

прачечной. Вы бы обратили внимание? Нет. И я б не обратил.

А Юлик запомнил, номер запомнил. Это и была та ниточка,

ухватившись за которую, милиция начала разматывать клубок.

Надо отдать должное нашим сыщикам - они профессионалы

высокого класса. Не все, конечно. Но есть среди них Мегрэ. По

номеру проверили все прачечные и всех клиентов - хозяев

полотенца. Нашли. Им оказался некто Федот. Казалось, вот он

- бери его и сажай. Да не тут-то было, оказалось Федот, да не

тот. Обыкновенный работяга. Чист, как стеклышко, и с

милицией никогда не имел никакого касательства. Его на

допрос: покажи свои номерки-бирки. "Пожалуйста, смотрите".

Посмотрели его белье с пометками. Ну и что? Он в

недоумении, спрашивает следователей: Бога ради, поясните, в

чем тут дело? Что вас интересует. А ему вопросик: "Ты никому

не одалживал бирки прачечной?" А он - святая душа - и бухнул

с испугу: "Как же, давал Силанову". Ниточка потянулась, клубок

начал разматываться. Рэкетиры вздрогнули, поняли, что

попали в поле зрения милиции. Встретились с Юликом,

спросили, ты, мол, заявил ментам. "Нет, не заявлял", - солгал

Юлик. "Тебя вызывали на допрос?" "Вызывали", - сказал

правду Юлик. "О чем спрашивали?" - "О вас". - "Что сказал?" -

"Все, как было, ничего не убавил и не прибавил". "Учти. Во

второй раз живым не выпустим", - пригрозили. Юлик учел:

немедленно махнул "за бугор".

Он снова умолк, закурил сигарету и Маше предложил.

Она отказалась. После длительной паузы спросила:

- Это все?

- Куда вы торопитесь? - улыбнулся Леонид Ильич

пересохшими губами, обнажившими широкий частокол мелких

зубов. - Здесь точку ставить рано, потому как зло не наказано.

Юлик уехал, исчез, короче говоря спрятался, но преступники

остались, и наша доблестная милиция шаг за шагом

приближается к цели. И они это почувствовали - преступники.

149

Их главарь, некто Сазон, приглашает Силанова и строго

спрашивает: "Ты давал полотенце Юлиану в своей ванной?"

Тот, естественно, говорит: "Давал". "А на полотенце номерок из

прачечной был?" - "Был. Но это не мой номерок, я

предусмотрительно взял его у знакомого, у Федота". Сазон

вскипел: "А знаешь ли ты, курва, - извините за выражение, -

что от Федота менты пойдут к тебе, к нам? Ты чем, каким

местом, подонок, думал, когда оставлял в ванной полотенце с

номерком?! Ты нас всех заложил. Ты сам вынес себе

приговор". Силанов, конечно, понимал, о каком приговоре

говорит шеф: смертный приговор.

- Сазон сказал Силанову, что в данной ситуации есть два

выхода: покинуть грешную землю должен один из двух - либо

Силанов, либо Федот и таким образом оборвать следствию

ниточку. Вы понимаете, что Силанов не имел желания уходить

в мир иной, да и Сазону не очень хотелось лишиться своего

верного партнера. Жребий пал на Федота, и привести в

исполнение приговор было поручено лично Силанову. Как

развивались события дальше, вам лучше и подробно

расскажет следователь. Вот вам его телефон, звоните,

договаривайтесь, встречайтесь, - неожиданно закончил

рассказ Леонид Ильич. Вернее, оборвал на самом остром

пункте который больше всего сейчас интересовал Машу.

Леонид Ильич встал и повелительным жестом самоуверенного

хозяина в сторону соседней комнаты не предложил, а

приказал:

- Прошу вас... пройдите сюда.

Несколько

озадаченная

таким

поведением

предпринимателя, Маша не спеша, осмотрительно

переступила порог. Посредине просторной комнаты,

заставленной мягкой новой мебелью оранжевого цвета, стоял

прямоугольный стол с приставленными к нему двенадцатью

стульями. Стол был сервирован на две персоны с закуской

доперестроечных времен: черная и красная икра, холодная

осетрина, ветчина, колбаса "салями", сыр. В хрустальной

вазочке ароматно нежились апельсины и краснобокие яблоки.

И над всем этим перестроечным деликатесом златоглавой

башней возвышалась бутылка французского "Наполеона".

Висящая над столом хрустальная люстра играла высверками в

хрустальных коньячных рюмочках и фужерах для воды. Вся эта

обстановка дохнула на Машу чем-то давнишним, ушедшим в

небытие, словно ее отбросили лет на пять вспять, и это сразу