Голубые родники

В последнее десятилетие Калач-на-Дону стал еще городом кораблестроителей. Порт и завод рядом. В этот ранний час улицы были еще безлюдны: до гудка на смену оставалось больше получаса. Сквозь ажурные переплеты металлических конструкций, укрытых стеклом и бетоном, видно было, как тянулись к солнцу пальмы и еще какие-то огромные цветы в кадках. Завод-сад, в котором выстроились в шеренгу вычищенные до блеска станки. Не для парада — для работы. Зелени столько, что трудно поверить: еще недавно на месте завода гоняли сухие ветры по песчаным бурунам перекати-поле да пересвистывались суслики…

Волга на сорок с лишним метров ниже уровня Дона. Если бы Петру Первому удалось прорыть самотечный канал в этих местах — это было бы катастрофой: Дон стал бы впадать не в Азовское море, а в Волгу. Волго-Дон — это сложная система шлюзовых лестниц и водохранилищ. Мощные насосные станции подают донскую воду на высоту почти в сто метров, а затем она опускается вниз. Все гидросооружения здесь добротны, просты, изящны, выстроены на века. И поселки на берегу канала уютные, зеленые, воздух в них чистый, прозрачный, как на курорте. Я доехал автобусом до Ильевки и, честное слово, позавидовал тем, кто живет и работает здесь. Увитые плющом коттеджи у берега, сады, сады и снова сады, асфальтированные дорожки среди зелени, клуб, школа, детский сад, больница…

«Улица Приморская», — читаю табличку на перекрестке. Дворы выходят к самому Дону, почти в каждом лодка-моторка, у иных даже яхты. И морские дали отсюда видны. Живут в поселке не только эксплуатационники Волго-Донского канала. Сразу за каналом начинаются земли колхоза «Россия». А по другую сторону — поля ордена Ленина совхоза «Волго-Дон». Того самого, что на всю страну славится богатыми урожаями на поливных землях.

Земли здесь неважные, прежде росла на них одна полынь. Когда закладывали Волго-Донскую оросительную систему, остряки шутили, что вода вообще-то в этой степи может, конечно, пригодиться — кирпичи делать. Но хорошо смеется тот, кто смеется последним, говорит пословица. Так вот, в 1968 году поливные гектары дали по двадцать центнеров зерна, по четыреста — помидоров, по триста — огурцов, по пятьсот центнеров капусты. Два куста помидоров — и ведро плодов, мясистых, тугих, разломишь — мякоть серебристая. Лучше этого сорта — «Волгоградский», — говорят, во всем Поволжье не найти. Может быть, год был особенным? Нет, не очень засушливый, но и не дождливый. Просто орошение обновило землю.

…Три магистрали идут рядом — водная, железнодорожная и автомобильная. Ажурные арки мостов, увенчанные скульптурами ворота шлюзов, линии электропередач и — поля, зеленый пышный ковер, поднятая целина. Говорят, если смотреть на канал с самолета, он похож на казачью саблю, разрубившую пополам эти степи, а еще на казачий лампас, только не малиновый, а голубой.

Иное время — иные краски.

Спасенная криница

Если ты бывал хоть раз за Доном

Если поднимался выше к солнцу,

Если лазил по сыпучим склонам,

Или воду пил не из колодца,

А горстями черпал ты из Дона,

Пил ее, как животворный сок,

С жаждой уходил неутоленной

И никак насытиться не мог, —

Ты полюбишь навсегда, конечно,

Эти балки с сонными ветрами,

Перелески в птичьих перезвонах

И терновник, спелыми глазами

Голубеющий на рыжих склонах.

Лариса Любимова

У хутора Ляпичева — там, где изливается в степное море задумчивая речушка с красивым и звучным именем Царица, — есть на крутоярье обелиск из красного кирпича. В дожди и ветры, зной и стужу этому немому стражу никогда не суждено покинуть скорбный свой пост. Забредет сюда случайный путник, увидит безымянную могилу, еще и еще раз перечтет высеченные на камне два слова: «Русский солдат» — и долго будет стоять, обнажив голову.

С самой весны, едва сбросят окрестные курганы белоснежное покрывало, сбираются сюда несметные косяки чаек. Порыжевшие от прошлогодней травы, изрезанные балками берега, еще не успев нарядиться зеленью, уже щедро дарят людям лазоревые цветы — бледно-голубые, словно морские дали, желтые, как чистейший песок на морском берегу, и ярко-красные, будто горячая кровь, пролитая здесь безымянным солдатом.

Его зовут безымянным, и матери солдат, которые не вернулись с войны, чьи могилы затерялись на ратных дорогах от Сталинграда до Берлина, думают, что здесь похоронен именно их сын.