Читаем Голый без электричества полностью

Странное или глупое слово — «любить»: как универсальный гаечный ключ, ко всему подходит. Конечно, я невольно лгу своей женщине, говоря, что люблю только ее. Я люблю очень многих. Но на дистанции, в разлуке, постоянно — да, наверное, только ее. Мне надо сделать хотя бы минимальное усилие, чтобы понять, что я люблю своих родителей, родных; надо увидеть или услышать племянницу; надо очень сильно постараться, каким–то хитрым фокусом, эректором чувства себя взнуздать, дабы испытать что–то похожее на любовь к бывшим друзьям — нынешним приятелям: типа там, обняться на пороге, задушевно помолчать… Люблю общаться с женщинами, и женщин этих люблю: Марину, Паненку… С женщинами ведь очень приятно общаться, не только спать.

Марина, о которой я уже упоминал (а будут и другие), была моей первой женщиной в Екатеринбурге, в мою первую ночь здесь. Я это воспринял как оркестр у трапа, как цветы на перроне… Больше мы под одним одеялом не встречались, но ту ночь я всегда вспоминаю благодарно.

Паненкой же я и вовсе обладал только во сне, уснул как–то в тоске и грезах, и привиделось мне, как она, гладкая и горячая, сдается без боя…

Да и прежняя моя любовь к одной филологической принцессе убита — или добита, что вернее, — любовью нынешней. Клин клином вышибают. И, когда моя женщина (ее я величаю царевной) поняла это, она сказала:

— Я, кажется, опять влезла в чужую историю. Но на этот раз — к счастью для себя.

И она права. Мы счастливы.

Счастье — это ведь не некое блаженное оцепенение, равно и — не деятельное блаженство. Счастливый человек может злиться, расстраиваться, впадать в депрессии… Дело в основе, в том, что можно назвать фоном, фундаментом или еще как–нибудь на «ф»: счастье есть отсутствие несчастья. Только и всего.

У меня болит голова, ломит пальцы, я неделю не высыпаюсь, холодильник пуст и кран течет, надо возвращать и взыскивать долги: но в главном все хорошо.

Что это?

Меня любит женщина, которую люблю я.

Мы можем заниматься любовью, и делаем это ежедневно.

(И даже в ее «критические» дни. «Почему женщины называют эти дни праздниками?» — спрашивает Она. Мне по душе такие вопросы…)

(На простыне розовые пятна. Надо бы постирать, но электричества нет.)

Январской ночью я проговорился:

— В общем, я люблю тебя.

— Что?

— А то, что ты выиграла. Я проиграл.

Она вернула мне мое «люблю» 6 марта. Она в этот день родилась.

4

Представьте маленький город, не то что маленький — никакой. Десять тысяч там живет или сто, значения не имеет — лишние люди только добавляют неприятностей. Нет ни элиты, ни богемы, но есть люди, воображающие себя и элитой, и богемой, либо стремящиеся туда попасть. И добиться успеха в этом городе — означает умереть неудачником.

У города есть несколько героев, известных на всю страну людей — для горожан это важно, они как–то забывают, что известных на всю страну людей до неприличия много, их никто не помнит, им никто не придает значения, кроме специалистов, а специалисты скептичны… Но горожане своих героев в обиду не дают, поскольку это все, что они могут предложить миру.

И предложить этим горожанам себя — означает умереть неудачником.

Здесь нет иных традиций, кроме дурных. Здесь скучно днем и страшно вечерами. И здесь рождается слишком много детей, слишком — для того, чтобы полностью исключить возможность появления на свет людей талантливых и широких. Самое сложное в этой игре — распознать, на тебя ли пал выбор. Заслуживаешь ли ты бежать. Или тебе лучше сидеть и не рыпаться: ни обольщений, ни разочарований.

И в таком вот маленьком городе, в семье неудачников (неудачники — это те, кому не нравится здесь жить, но они здесь умирают) жили–были два брата. Младший, красивый и нежный, после армии поехал учиться в Екатеринбург…

5

— Здесь это не принято, — сказала сестра, когда я попытался уступить место женщине в троллейбусе, идущем с железнодорожного вокзала. И я покорно плюхнулся обратно.

Это был мой первый день в Екатеринбурге. 1986‑й год. Я тоже из никакого города, и я решил рискнуть — бежать. Большой город был неподалеку, семь часов на поезде… Я легко поступил в университет, прожил здесь пять лет, затем уехал в Красноярск, вернулся в Курган, из Кургана вновь перебрался сюда… Сейчас не обо мне речь.

Большой город. Не тесно. Широкие улицы, свет на площадях, зелень в окна трамваев, звон и грохот перекрестков. Шальные деньги, заказные убийства, коррупция, безработица и напряженный секс. Маленькие города вокруг исправно поставляют сюда юношей и девушек, загоняют их в этот лабиринт. Так загнали меня, но еще не встретил я здесь своего Минотавра. Так загнали моих героев. За малым исключением, я не пишу об урожденных — за малым исключением, они скучны. Город упал им прямо в руки, и руки заняты. Еще хуже в Санкт — Петербурге: рожденный там просто задавлен, убит самим фактом своего месторождения. Бедные, бледные питерцы, ходят тенями, улыбаются стеснительно, говорят шепотом…

Итак, младший, красивый и нежный, поступил на рабфак, влюбился и женился.

6

Перейти на страницу:

Похожие книги

Полет на месте
Полет на месте

Роман выдающегося эстонского писателя, номинанта Нобелевской премии, Яана Кросса «Полет на месте» (1998), получил огромное признание эстонской общественности. Главный редактор журнала «Лооминг» Удо Уйбо пишет в своей рецензии: «Не так уж часто писатели на пороге своего 80-летия создают лучшие произведения своей жизни». Роман являет собой общий знаменатель судьбы главного героя Уло Паэранда и судьбы его родной страны. «Полет на месте» — это захватывающая история, рассказанная с исключительным мастерством. Это изобилующее яркими деталями изображение недавнего прошлого народа.В конце 1999 года роман был отмечен премией Балтийской ассамблеи в области литературы. Литературовед Тоомас Хауг на церемонии вручения премии сказал, что роман подводит итоги жизни эстонского народа в уходящем веке и назвал Я. Кросса «эстонским национальным медиумом».Кросс — писатель аналитичный, с большим вкусом к историческим подробностям и скрытой психологии, «медленный» — и читать его тоже стоит медленно, тщательно вникая в детали длинной и внешне «стертой» жизни главного героя, эстонского интеллигента Улло Паэранда, служившего в годы независимости чиновником при правительстве, а при советской власти — завскладом на чемоданной фабрике. В неспешности, прикровенном юморе, пунктирном движении любимых мыслей автора (о цене человеческой независимости, о порядке и беспорядке, о властительности любой «системы») все обаяние этой прозы

Яан Кросс

Роман, повесть