Голый завтрак

— Знаешь, — импульсивно говорит он, — я думаю вернуться к заурядной допотопной хирургии. Человеческое тело вопиюще неэффективно. Почему бы вместо рта и заднего прохода, которые то и дело выходят из строя, не пробуравить одну дыру на все случаи жизни — чтобы и есть, и очищать организм? Мы могли бы закупорить нос и рот, заткнуть желудок и провести вентиляционное отверстие прямо в легкие, где ему, кстати, и место...

БЕНВЕЙ: Одна универсальная дыра? Я не рассказывал тебе о парне, который научил свою жопу говорить? Вся его брюшная полость то поднималась, то опускалась и при этом, ты не поверишь, выпердывала слова. Отродясь подобного звука не слыхивал.

Этот жопный разговор шел на некой кишечной частоте. И колебания были направлены прямо вниз — такое чувство, как будто вот-вот взлетишь. Знаешь, бывает, подопрет тебя толстая кишка, внутри чувствуется какой-то холодок, и остается лишь дать ей волю? Вот и разговор этот шел прямо вниз — булькающий, невнятный, застоявшийся звук, звук, который пахнет.

Надо тебе сказать, что парень этот работал в балагане и началось все как новинка в выступлении чревовещателя. Поначалу было очень смешно. У него был номер, который он назвал «Главная дыра», и это, прямо скажу, была умора. Я уже почти все забыл, помню только, что сделано это было талантливо. Нечто вроде «Эй, как ты там, внизу, старушенция?»

«Да вот, только что облегчилась».

Через некоторое время жопа начала говорить сама по себе. Он выходил на сцену, ничего не подготовив, а жопа порола отсебятину и неизменно парировала все его шуточки.

Потом в ней появилось нечто вроде зубоподобных, загнутых внутрь режущих крючков, и она начала есть. Сначала он решил, что это не лишено остроумия, и сделал на этом номер, но жопа принялась проедать штаны и орать на улице, во весь голос требуя равноправия. Вдобавок она напивалась и закатывала пьяные истерики: никто, мол, ее не любит, а она хочет, чтобы ее целовали, как всякий прочий рот. В конце концов она стала болтать непрестанно, день и ночь, за несколько кварталов было слышно, как этот малый вопит, чтоб она заткнулась, он лупил ее кулаком, затыкал свечами, но ничего не помогало, и однажды жопа сказала ему: «Кончится тем, что заткнешься ты. Не я. Потому что нам ты больше не нужен. Я сама могу и говорить, и есть, и срать».

Вскоре, просыпаясь, он начал обнаруживать, что рот его залеплен прозрачным, как хвост головастика, желе. Это желе было тем, что ученые называют Не-ДТ, Недифференцированной Тканью, способной врастать в человеческую плоть любого вида. Он срывал ее со рта, а обрывки прилипали к рукам, как желе из горящего бензина, и росли там, росли на нем всюду, куда попадал хоть катышек. И вот наконец рот его полностью закупорился и самопроизвольно отнялась вся голова (тебе известно, что в некоторых частях Африки, и только среди негров, встречается болезнь, при которой самопроизвольно отнимается мизинец ноги?) — правда, кроме глаз. То есть единственное, чего не могла делать жопа, так это видеть. Она нуждалась в глазах. Однако нервные связи были блокированы, инфильтрованы и атрофированы, так что мозг больше не мог отдавать приказания. Он был заперт в черепе-ловушке, герметически закрыт. Какое-то время в глазах еще можно было увидеть немое, беспомощное страдание мозга, и наконец мозг, вероятно, умер, потому что глаза погасли, и чувства в них осталось не больше, чем в глазках краба на кончиках стерженьков.

Именно секс минует цензора, протискивается между комитетами и бюро, поскольку всегда есть пространство между — в популярных песенках и второразрядных кинофильмах, — он разоблачает всю гниль Америки, бьет струёй, как из лопающихся фурункулов, разбрасывает катышки той же Не-ДТ, которые падают повсюду и вырастают в некую дегенеративную раковую жизненную форму, воспроизводя отвратительные беспорядочные образы. Одни целиком созданы из пенисообразной, склонной к эрекции ткани, другие — внутренности, едва прикрытые кожей, гроздья из трех-четырех глаз, скрещение ртов и жоп — человеческие органы, дрожащие и растекающиеся во все стороны, где бы они ни упали.

Конечным результатом полного замещения клеток является рак. Демократия канцерогенна, а бюро — ее раковые опухоли. В государстве бюро повсюду пускает корни, становится злокачественным, как Бюро по борьбе с наркотиками, и растет, растет, непрерывно воспроизводя все больше особей своего вида, пока не задушит организм, его питающий, если, конечно, не контролировать бюро или его не удалить. Являясь истинно паразитическими организмами, бюро не могут жить без «хозяина». (Кооператив, с другой стороны, может жить без государства. Этим путем и надо следовать: создавать независимые объединения, идущие навстречу потребностям людей, которые сами участвуют в деятельности объединения. Бюро же, дабы оправдать свое существование, действует на противоположной основе — основе изобретения потребностей.)