Гончар из Модиина

Спустя три недели плавания, они достигли Фригии Геллеспонтской. Был тихий звёздный вечер. Корабль плавно причалил к портовому молу. На палубах поднялась привычная суматоха. Люди все разом устремились к опущенному трапу. Горело множество смоляных факелов.

Первыми сошли на берег богатые купцы. Им расчистили дорогу свирепые наёмники. За купцами длинной вереницей последовали рабы, навьюченные огромными тюками. Затем прошла небольшая группа солдат-отпускников. С ними также были рабы-носильщики, но их было значительно меньше. И, наконец, погнали мычащих, явно застоявшихся, коров. Последними вывели лошадей – их было немного, но это были явно породистые животные.

Эльазар наблюдал за этой, ставшей привычной, картиной, и размышлял о своих дальнейших шагах. Он должен был, во что бы то ни стало, продолжить путь и именно с этим кораблём.

К нему незаметно подошел Аристос. Эльазар скорее это почувствовал, нежели увидел, ибо капитан уже успел приложиться к амфоре с ячменным напитком.

– Во Фригии мы будем стоять ночь, день и еще одну ночь, – сказал Аристос, – так, что у тебя, посланник, будет достаточно времени, чтобы найти подходящую посудину, плывущую к Элладе.

– Этот день и две ночи можешь оставаться на корабле, будешь мой личный гость. Ячменного бальзама нам хватит – и он протянул Эльазару изящную амфору, в которой булькал напиток. – Таков был приказ моего командующего Полемарха, – бесхитростно закончил он.

– А напоить меня ячменным бальзамом? – передразнил Аристоса Эльазар, – это тоже приказал Полемарх? – и взял амфору из рук Аристоса.

Некоторое время он любовался талантливой работой неизвестного греческого керамиста. В нем проснулось щемящее чувство тоски по любимому делу, но пить ячменный напиток не стал.

– Нет, – чистосердечно признался Аристос, – угостить тебя ячменным бальзамом – это мое воле-е-е-е-и-и-злияние, – сказал нетвердым голосом капитан. И Эльазар понял, что Аристос явно причалил к берегу.

Из этой беседы Эльазар сделал вывод, что капитан был человеком коменданта, а, значит, он знал всё, и можно было продолжить, начатую в Александрии игру.

Склонившись к уху Аристоса, и понизив голос, Эльазар сообщил ему, что обязан на какое-то время отлучиться, а затем спросил, сможет ли Аристос обеспечить безопасность спутницы, в то время, когда он будет отсутствовать.

– Можешь быть в этом уверен, как в том, что перед тобой капитан Аристос! – чрезмерно твердо произнес он. И это были последние вразумительные слова, произнесенные моряком..

Присутствовавший при этом разговоре Амфотер, привычно подхватил капитана, приподнял его и, повернувшись к Эльазару, спокойно произнес: – Все будет, как сказал капитан.

И всё же, Эльазар велел Эсте надёжно запереть дверь и не открывать до своего возвращения. Эста молча согласилась, хотя в её глазах вспыхнул страх.

Эльазар возвратился на корабль лишь к полуночи и сразу же направился к каюте Аристоса. Тот был в полном неведении. От него ни на шаг не отходил Амфотер. Он опекал Аристоса как малого ребенка.

,Их жизнь скреплена прочной связью, – подумал Эльазар, – подобной той связи, которая возникала между серой и желтой глиной из ущелья Ару, когда я лепил солдатские кружки и вставлял их на солнечный закал." Эта мысль вызвала у него теплые чувства к морякам.

Появление Эльазара в столь позднее время было для Амфотера неприятной неожиданностью.

– У тебя, господин посланник, важное дело? – хмуро спросил Амфотер.

– Возможно, – так же сдержанно ответил Эльазар и пристально посмотрел на Аристоса. – Мои планы изменились. И если капитан не будет возражать, я вынужден продолжить с вами путь до самой Гераклии Понтийской.

– Не будет! – торопливо ответил Амфотер. – К тому же до Гераклии совсем мало желающих плыть. Да и деньги за проезд невелики. Всего… тысяча драхм.

– Сколько?! – опешил Эльазар.

– Ну, как же? – замешкался Амфотер, – вас двое, лошади, мул, самая лучшая каюта на носу.

– Неужели ты тоже успел приложиться к амфоре?

– Нет. Такое не может быть, – искренне ответил Амфотер. Мы пьем по очереди, – кто-то должен беречь корабль. – Однако, поняв, что в насмешливом вопросе посланника скрыто недовольство явно завышенной ценой, тут же поправил себя. – Совсем забыл, ты ведь продал своих лошадей в Геликарнасе!

Если заплатишь пятьсот драхм, будет вполне достаточно.

Эльазар согласился. То была сумма, которая у него оставалась. Он направился к своей каюте, но зайти не успел. При тусклом свете дымящего факела, он увидел напряженное лицо Эсты. Она молча протянула ему увесистый сверток из грубой льняной ткани. Сверток был перевязан кожаным ремнем.

– Кто-то постучал в дверь, – сообщила Эста, – но я не открыла. Он стучал вовсе не так, как стучишь ты, хозяин. И тогда этот "кто-то" подошел к окошку, немного отодвинул доску и сказал: Передай господину посланнику, и бросил внутрь сверток.

Зайдя в каюту, Эльазар зажег, прихваченный в дорогу, пятирожковый масляный светильник. Развязал сверток и в нём обнаружил небольшой папирус. Приблизил к светильнику, прочитал:

,Господину посланнику!

От Манитея, начальника сыскной службы Александрии Месопотамской.

Донесение.

Мною обнаружена кража денег из вашей комнаты, во время вашего пребывания на постоялом дворе порта.

Возвращаю ваше имущество и святые деньги, принадлежащие воину, награжденному, За храбрость,

Воры понесли заслуженное наказание.

Преданный службе его императорского величества,

Манитей,

Лишь теперь Эльазар увидел. что в свертке, были не только деньги, но и пергамент, удостоверявший, что деньги в размере одного таланта серебром, принадлежат Эльазару бен Рехаваму, награжденному знаком, За храбрость,

, Адонай воздал тебе, хозяин, за твою доброту, за чистоту твоей души! – вырвалось из уст Эсты. – Пусть его рука всегда простирается над тобой! – и глаза её, полные слёз, светились лихорадочным огнем.