Гончар из Модиина

Осматривая свое запущенное хозяйство, Эльазар обдумывал, сложившуюся в Модиине обстановку, он понимал, что продолжительное время избегать уплату налога за факелы, что позволяли ему льготы, не удастся. Апеллес найдет причину лишить его этого права. И он решил построить обжиговую печь с закрытым огнем, вместо кострового обжига.

Это должна быть совсем иная печь, чем те, которые он построил в Дура-Европосе, – прикидывал Эльазар, – там было достаточно места и много работников, часть которых от восхода до заката солнца закачивали воздух в горящие печи. Здесь же он мог надеяться только на свои руки. К тому же там был Силонос с его измерительными инструментами, с теплой грустью вспомнил он своего друга. Здесь же он сам обязан найти какое-то иное решение, где бы сочетался скрытый огнь с поступлением воздуха без кузнечных мехов.

Эльазар невольно вспомнил печи, которые когда-то видел в Негеве, у медных копий царя Соломона. Не все эти печи были оборудованы кузнечными мехами, особенно те, что находились на вершинах холмов. Почему? Однако на этот вопрос у него тогда не нашлось ответа.

Только теперь, когда ему самому понадобилось построить печь с закрытым огнем, он вспомнил печи Негева.

Прежде всего, он выбрал крутой откос холма, прилегавшего ко двору. И к этому холму он решил "прилепить" печь. Верхняя, обжиговая часть, будет широкая и прямая как труба, нижняя – для забора воздуха.

Прежде чем приступить к возведению печи, он начертил её на влажной глиняной пластинке. Точно так же, как это сделала, в своё время, Эста, положив перед ним глиняную пластинку, с нацарапанным ею светильником, для гекатонтарха Силонса.

Эти внезапные воспоминания обожгли его, как сноп искр, вырвавшийся из раскаленной печи.

Эста! Милая, любимая, преданная моя Эста! Где ты? Как сложилась твоя судьба? И, стараясь овладеть собой, он принялся откатывать огромные камни, очищая площадку для будущей печи.

Он не слышал топота лошади, затихшего у его дома. Он даже не оглянулся, когда кто-то назвал его имя. В самозабвении он оттаскивал камень за камнем от холма, примыкавшего к его дому.

– Эльазар, друг… – донесся наконец до него сквозь толщу обжигающих воспоминаний голос наездника.

Эльазар оглянулся, грязными руками размазал по лицу, катившийся градом пот.

У ворот его дома стоял спешившийся Силонос, он не мог удержаться от вырвавшегося хохота:

– Ты ли это храбрый конник Эльазар бен Рехавам?

– Силонос! – Выдохнул Эльазар, и в два прыжка оказался у ворот.

Эллин бросил поводья. Они обнялись. Силонос сообщил, что уже неделю как он в стратопедоне Модиина. Обещал навещать друга, однако зайти в дом Силонос не мог, конники направлялись к Битулии. В Иудейских горах было неспокойно. Эльазар долгим взглядом провожал Силоноса, пока тот не соединился с отрядом конников.

– Это был Силонос? – услышал он вопрос Шифры. Она стояла на крыше дома и перебирала подсохшие листья мандрагоры.

– Да, – кивнул Эльазар.

– Он очень красивый, – громко сказала Шифра, опустившись к Эльазару.

– И надёжный друг, – добавил Эльазар.

– Здесь ему будет еще труднее чем в Дура-Европосе, – не то с сочувствием, не то с сожалением сказала Шифра. – Там были парфяне, а здесь хасидеи.

Эльазар ничего не ответил. Он продолжал готовить площадку для возведения печи.

Шли дни и недели. Постепенно начал вырисовываться силуэт готового сооружения. За это время у них трижды побывал Силонос. С помощью измерительных инструментов, которые он принос, Эльазар построил нижнюю часть печи, выдержав наклон, равный 45 %, что обеспечивало хорошую тягу, а значит и усиление огня.

Кроме того, Силонос, узнавший от Эльазара, каково в этом районе преобладающее направление ветра, предложил завершить нижнюю часть печи каменной полусферой, открытой к юго-востоку.

Эльазар был рад открывшимся возможностям. Почти в два раза сократилось время обжига, уменьшилось количество необходимого топлива, и изделия выглядели прочными и чистыми.

Нередко к ним приезжал Силонос. Он с явным удовольствием участвовал в укладке изделий в печь. Они с Шифрой дружно помогали Эльазару. То была необходимая помощь. Когда Шифра затруднялась поднять крупную гидрию, рядом оказывался эллин, он легко подхватывал тяжелое изделие и передавал Эльазару, компоновавшему печь.

Изредка рука Силоноса касалась руки Шифры, и тогда он ощущал, что его охватывает ранее неизвестное, томительное чувство. В эти доли секунды он торопился передать изделие Эльазару и невольно поглядывал на сестру друга, ничего, как ему казалось, не подозревавшую.

Когда укладка заканчивалась, Силонос не уходил. Он продолжал с интересом наблюдать, как Эльазар управлял огнем. Это была не та, обычная работа солдата-костровика, каких он видел множество в своих военных странствиях. Костровик, как правило, брал охапку хвороста или крупные сучья и швырял в костер. Чем большее требовалось пламя, тем больше хвороста и сучьев летело в пылающую пасть.

Здесь же было нечто совсем иное. Эльазар укладывал в печь не обычные охапки хвороста. Он составлял эти охапки из множества веток разных деревьев, обладавших свойствами, которые нужны были горшечнику. Нередко он прибавлял к ним пучки полусухой травы или специально подготовленные ворохи листьев и они, густо дымя, окрашивали выпуклые части кувшинов в требуемый цвет.

В ходе этих наблюдений Силонос находил ответ на многие, возникавшие у него, вопросы. Так, например, он уже знал, что укладка кувшинов наискосок, по отношении к потоку дымного пламени, обеспечивает густоту окраски округлых боков сосудов. В то время как толстые горловины, раскаляясь, оставались белесыми.

Силонос был удивлен. Перед ним открылась необычная живопись, где кистью было пламя. И Эльазар превосходно ею владел. Огнём же он даровал своим изделиям вечность.

,И всё это делал варвар – с иронией думал эллин, – один из миллионов варваров завоеванных Александром Македонским стран. Варвар, быть может, ничего не знающий о подвиге бессмертного Прометея, подарившего человечеству этот самый огонь. Варвар, у которого был свой невидимый бог, державший над ним благословенную длань".

Подобные размышления вызывали в душе самоуверенного эллина, смятение и тревожное чувство неизвестности. Что-то не стыковалось в этом огромном мире. Блекла уверенность в бесспорном превосходстве великой эллинской культуры над культурой всех племён и народов Ойкумены.

К этим размышлениям присоединился и горький осадок, оставшийся от неожиданной стычки с Эфранором.

Известный купец из Александрии Египетской, Эфранор был другом Апеллеса и нередко наведываясь в Иудейскую гипархию, непременно посещал Модиин. К тому же он хорошо знал цену гончарным изделиям местного горшечника.

На этот раз он приехал к модиинскому горшечнику за давно заказанным товаром. Случайно здесь оказался Силонос. Он наблюдал, как купец придирчиво рассматривал килики, амфоры и великолепные кратеры, стоявшие на ступенчатом подиуме мастерской.

Изделия тускло светились в густом утреннем тумане. Казалось, что этот туман не существует сам по себе, но его излучают эти самые изделия. Их пульсирующий дымчато-перламутровый цвет был необычен. И Эфранор, привыкший к афинской керамике, покрытой росписью и густыми темными красками, был явно озадачен.

Даже готов был отказаться от заказа, но какая-то необъяснимая притягательность "горшков" загадочного и бесспорно талантливого варвара, заставила Эфранора забыть о своем недовольстве.

Его богатый опыт и интуиция подсказали ему, что этот заказ сулит хорошую прибыль. Тем не менее, он принялся с презрением поучать варвара.

– Ты, конечно же, обладаешь секретом создания некоей красоты, но не она важна! Главное в подобных изделиях, чтобы горшки были удобны в пользовании! Или, как говорят у нас, были функциональны! – И Эфранор с превосходством оглядел неподалеку стоявших Эльазара, Силоноса и Шифру. – Функция – вот что главное! – закончил он.

– Функция и только функция, – неожиданно вмешался в разговор Силонос, – важна лишь для истинного варвара. – Он сделал паузу: – Нам же, эллинам отрывать красоту от функции, как это делаешь ты, купец Эфранор, просто неприлично, – вновь сделал паузу и с явной издевкой закончил: – Даже если очень хочется облапошить наивного варвара и снизить договорную цену.

– Конечно, ты прав, гекатонтарх Силонос, – растерялся Эфранор, – Сократ сказал…

– Раз так, – Силонос не стал слушать размышления купца Эфранора о том, что сказал Сократ, – за хорошие "горшки" следует платить хорошими драхмами!

Овладевший собой Эфранор, неожиданно расхохотался, – вот чего я никак не ожидал от соотечественника!

– То есть…? – не понял Силонос.

– А то, что ты, потомок древней и прославленной фамилии, берущей начало от славного Гефестиона, воевавшего плечом к плечу с самим Александром Македонским, будешь защищать интересы варвара!!

– Значит, не берешь? – не обратив внимания на скрытую угрозу купца, продолжал Силонос. – Мне эти изделия пришлись по вкусу, – и он потянулся к висевшему на поясе кошельку.

– Это мой заказ! – воскликнул купец, явно теряя спокойствие. – Законы же Эллады тебе, Силонос, известны! Подобное не прощается! – И тут же принялся отсчитывать деньги.

Силонос молчал, но Эльазар, хорошо знавший друга, видел, что тот с трудом сдерживал улыбку.

Отдав деньги, Эфранор подбежал к кувшинам, придирчиво сосчитал всё, что ему передал Эльазар, еще раз внимательно осмотрел каждое изделие и велел немедленно упаковать. Силоноса он не замечал…