Гончие Артаксеркса

Отдаться кому-то из учащихся или учителей он не хотел, хотя мог бы. Но это унизило бы его. А где один, там образовались бы и другие, и выстроилась бы к беловолосой умелой давалке целая очередь. А то бы и все вместе его поимели. Такой участи Калос себе не хотел, он держал всех на расстоянии при любом неудобстве себе выпуская свою башенную пантеру. Беловолосую стерву боялись не только ученики.

Отдохнув перед занятиями и ополоснувшись, с холодной головой он спешил к остальным.

Занятия проходили под раскидистым деревом, за двумя длинными столами, за которыми, обычно, обедали. Свободных мест было много, заниматься ходили те, кто хотел, никого из под палки не гнали. Калос ходил на всё, стараясь не пропустить ничего, и как губка впитать в себя всё, что возможно из старших жрецов.

Так сидя за столом под деревом и слушая жреца, юноша забрасывал его вопросами, если что-то не понимал. Лаконец спрашивал, переспрашивал учителя до тех пор, пока у него всё не укладывалось в мозгах и не оставалось белых пятен. Ему было всё равно, как косились другие ученики, как раздражался сам учитель, но Калос прекрасно понимал, если их семья платит за его знания, то они должны войти в него все полностью. Каждый раз, задавая вопросы он вспоминал Маржика, который всё объяснял гораздо быстрее и проще, просто на пальцах, и после не возникало ощущения что ты глуп. Всё было в неумении жрецов правильно объяснять. Его лугаль мог.

Со своего места, за заднем столом, Калос наблюдал, как впереди сидящей парень прикармливал к себе щенка, белого с тёмными пятнами. Толстое раскидистое дерево давало тень, позволяя не сжарится в лучах яркого летнего солнца.

Не хватало ещё, что бы юношам головы напекло. Они сейчас находились с том возрасте, когда и так огонь в теле превалировал. Переизбыток же его мог вызвать не только носовые кровотечения но и потерю сознания. Так, что учились в тени, сместив занятия с утренних часов, когда здесь проходил завтрак, потом подготовка к обеду, на послеобеденное время. Солнце уже перешло полдень и начинало двигаться к закату, уменьшая дневной жар.

Щенок забавно вертел головой пытаясь выклянчить ещё что нибудь у учащихся.

Места свободного было предостаточно, так что сидели вольготно, не мешая друг другу, разложив на столе глину для амулетов, свитки, кожу, всё, что необходимо для урока.

Щенок заискивающе подошёл к Калосу. Лаконец поднял его перед собой на руках. Толстое голое пузико, ещё маленькое достоинство и куций хвостик…

— Пацан, — лаконец потрепал щенка по голове и положил к себе на хитон, зажав хвостатого между колен, что бы не вырвался. Наличие щенка совсем не мешало запоминать формулы заклеиваний, при каких фазах луны они проихносятся, при каких наносятся молча. Пёсик не отвлекал, свернувшись калачиком, прогревшись он заснул.

Учитель рассказывал о демонах и даэвах, как их призывать. На грифельной доске Калос зарисовывал для себя услышанное, что бы лучше запомнить.

Из глины сразу же делали медальоны для призыва с древними знаками, знания о которых передавались только устно в храме. Они изучали основной храмовый призыв: призыв мышей. Потом следовало изгнание.

В призыве главное было запомнить правильный ритм стука пальцами по деревяшке, которой служил обеденный стол. Ученики совместно отрабатывали этот навык, пока не начало правильно получаться.

Из дупла толстого дерева вылезла любопытная мышь, провидимому, среагировав на призыв. Она была настолько забавна, что Калосу захотелось рассмеяться над её видом, но юноша сдержался. Вместо этого он по привычке начал забрасывать учителя вопросами. Тот кривился но отвечал. Всё это Калос вносил в рядом лежащий дорогой папирус. Здесь были заметки для себя любимого, помогающие в обучении. Лаконец был в храме на хорошем счёту, как старательный и умный ученик.

На следующий раз им было обещано изучать призыв змей, там уже не стук а шуршание отрабатывать надо.

Юноша прекрасно понимал, насколько нужно ему это обучение, он не собирался всю жизнь быть в семье кинайдосом. Пример Лешая его не впечатлял. Он хотел пойти своим путём, встать на ноги.

После занятий юноши весело обсуждали любопытную мышь.

— Калипп, к тебе отец приехал, — прибежал к учащимся молодой жрец.

— Это не отец, а любовник, — фыркнул Лаконец передавая щенка Лаомедонту, с которым сдружился в храме. — он личный врач самого багоя.

Калос подумал и добавил:

— Мой Маржик ещё и Артаксеркса лечит, сам…

Принадлежащая стая гончих всегда выручала багоя. Вот и теперь вовремя доставленные сведения о готовящемся восстании порадовали его Арсика. Они вместе даже смогли отменить наказание для врача, за операцию Великой правительницы, точнее перенести его на потом. Атосса жива и это было благо от самого Ахура Мазды. Но никто не имел права касаться ножом тела и пускать кровь.

С наказанием разберутся позднее, когда его стая вернётся с Кипра. Именно с этого дающего медь острова Артаксеркс решил начать разбираться с теми, кто замыслил против него дурное.